Безумство Мазарини

Отец остался равнодушным, молча повернулся к Валерино:

— В папке есть план, но я посмотрел — этого будет недостаточно.

— Ничего не поделаешь, — ответил Валерино. — Надо сваливать.

Отец согласился после недолгого раздумья:

— Ты прав. Обойдемся без него.

Это «без него» было подобно удару ножом в сердце. Почему он не осмелился сказать прямо мне: «Обойдемся без тебя»?

Я почувствовал, как рядом со мной шевельнулась Мади. Взгляд ее был устремлен на ящик, метрах в двух справа от нас. Я посмотрел туда. Кухонный нож. Жалкий, заржавленный кухонный нож.

— У нас нет главного! — проворчал Валерино.

Отец взял в руки бежевую папку, которую я получил от нотариуса.

— У нас есть признания и доказательства. Разве не это главное? А карту изучим на свежую голову. И найдем! Он все равно ничего не помнит.

Он… Еще один удар в сердце.

— Как скажешь, — буркнул Валерино. — Ты не мог раньше с ним поговорить?

— Представь себе, именно этим я и занимался, когда ты позволил девчонке стянуть у тебя пушку!

— Ладно, все, пора с этим кончать. Сколько можно торчать здесь?

Мади метнулась к ящику, рассчитывая схватить нож. Она почти успела, но отец припечатал ее запястье к столу.

— Брось, не то придется сделать тебе больно.

Мади попыталась вывернуться, вспомнив, должно быть, свои занятия капоэйрой, но он поймал ее за другую руку и выкручивал до тех пор, пока она, вскрикнув от боли, не выронила нелепое оружие.

Отец грубо толкнул Мади к нам.

— Ублюдок, — прошипела она и плюнула на пол.

У меня в голове все взорвалось. Думать я не мог. События неслись передо мной, непостижимые, нереальные и все более ужасные.

Однако худшее было впереди.

Отец отпихнул в сторону несколько валявшихся на полу коробок, под ними был люк. Он откинул крышку:

— Вперед! Все трое.

Мы застыли в отупении, и Валерино снова поднял пистолет. У меня в голове билось слово из двух слогов, но я не мог его произнести. Больше не мог.

Папа.

Может, если я заговорю, поймаю его взгляд, он отреагирует? Только нужно произнести это убедительно, с любовью, даже с обожанием.

Арман и Мади уже скрылись в люке.

Я остался один.

Мне надо было сказать «папа» в последний раз. Во второй и в последний?

Я открыл рот, но отец уже повернулся ко мне спиной, сделал несколько шагов, наклонился и вытащил из стоящего в углу ящика длинный провод.

Равнодушно.

Я ничего не сказал.

Молча нырнул в люк, спустился в подвал. Валерино наклонился к нам, и я испытал дурацкое облегчение, оттого что последним в квадрате света, который вскоре исчезнет над нашей могилой, вижу не лицо отца.

— Мало кто знает о существовании этого выдолбленного в граните помещения, — сказал Валерино. — Не питайте иллюзий, малыши. Мне очень жаль, но вы оказались в неподходящий момент не в том месте.

Он закрыл люк, и подвал погрузился в полную темноту. Мы почти не дышали, прислушиваясь к шагам наверху. Ждали, что услышим, как лязгнет засов или как с шумом подвинут стол, чтобы придавить крышку люка, но никаких звуков не было.

Тишина.

Долгая.

А потом вдруг оглушительный грохот.

Люк не загородили столом, на него свалили все здание.

— Они взорвали сарай! — взвизгнул Арман. — Весь поганый сарай обрушился, и мы заперты внизу. Никто не знает, что мы здесь. Никто не знает, что этот подвал вообще существует! Даже если кто-то пройдет мимо, даже если мы будем орать как ненормальные, нас не услышат.

Мади молчала.

Я не видел ее в темноте. Была она там или нет?

— Мы пропали, — не умолкал Арман, он был близок к истерике. — Мы здесь подохнем!

И тут в темноте раздался голос Мади. Она произнесла несколько слов, и самое страшное — я не мог упрекнуть ее за то, что она это сказала.

— У тебя довольно крутой папаша, Колен.

50 Секрет Люсьена Верже Суббота, 19 августа 2000, 11:37 Дорога к перевалу Клер, Ницца

Габриель Бордери потянулся за папкой, но вдруг передумал.

— Как насчет второй бутылки?

— Вообще-то мне надо ехать… Впереди тысяча двести километров.

— Но не прямо сейчас?

— Ваша правда.

Габриель снова отправился в погреб и вернулся с бутылкой «Вон-Романе» 1989 года. Плеснул, попробовал.

— Ага! Движемся в верном направлении. Уже получше.

Симон не заметил разницы во вкусе по сравнению с первой бутылкой, но ничего не сказал.

— Ну так что, открываем папку? — спросил Бордери.

— Вы в нее так и не заглянули? — удивился Симон.

— Один раз, десять лет назад, когда получил. С тех пор она лежала в этом сейфе.

— Да, десять лет — срок недолгий, — с легким раздражением откликнулся Симон. — Значит, это не копия того досье, что у нотариуса?

— Нет. Как сказал мне Жан, здесь совсем другие бумаги. Папка, оставленная у Бардона, предназначалась Колену, в нее он сложил документы на право собственности, личные воспоминания, а еще письмо, то самое, в котором он снимает с себя вину и обвиняет настоящих преступников, называет имена всех, кто был замешан в махинациях «Семитим», приводит факты… Еще он оставил там карту острова, план подземелий, с указаниями, где искать Безумство Мазарини.

— Карта острова сокровищ! Значит, он нашел Безумство Мазарини?