Как ни странно, в городке было спокойно. Все любопытные и перепуганные или собрались на пляже, или сбежали. Единственная известная мне телефонная будка находилась на главной площади, названной в честь 20 Мая 1908 года, но я не имел ни малейшего понятия, что могло случиться в тот день.
Я сунул в щель монетку и набрал номер бабушки Мадлен.
Она отозвалась после третьего звонка.
— Бабуля? Это Колен.
Она слегка удивилась, но и обрадовалась.
— Колен! Как ты? Очень приятно, что ты позвонил из лагеря. К тому же твои дядя и тетя сказали, что мобильные телефоны у вас запрещены. Погода хорошая? Парусный спорт тебе нравится?
Я переждал, пока она выдаст все положенные банальности. За последние двадцать четыре часа я сделался куда более уверенным в себе. И как только бабуля замолчала, чтобы перевести дыхание, напал на нее без предупреждения.
— У папы был брат-близнец?
Бабуля Мадлен на том конце провода обмерла, но все же после паузы сумела выговорить:
— С чего ты взял, Колен?
Похоже, она и правда удивилась. Я нарочно ее испытывал, рассчитывая на неожиданность.
— У папы есть брат-близнец? — повторил я.
— Да нет же! Что тебе взбрело в голову? Конечно, нет! Что за дурацкий вопрос?
Я решил играть в открытую.
— Я вчера видел папу. Живого. На острове. Он вел фургон в порту.
Именно такой реакции я и опасался. Бабушка перепугалась, не двинулся ли внук рассудком.
— Колен, мальчик мой, нет! Не выдумывай ничего такого. Не сходи с ума. Ты видел в порту не Жана. Это был не твой папа и не его брат-близнец. Твой папа умер. Он был единственным сыном. Могу поклясться всем самым дорогим на свете. Ты просто увидел похожего человека. Тебе показалось!
В голове у меня билась мысль:
А бабуля продолжала причитать:
— Не надо было тебе возвращаться на этот несчастный остров. Зря я согласилась, это была не лучшая идея.
Я узнал, что хотел. Она говорила искренне. Я и так не слишком верил в брата-близнеца, и этот след явно вел в тупик.
Я успокоил бабулю Мадлен:
— Ты права. Конечно, это был просто кто-то похожий. Я хотел убедиться. Не волнуйся.
Она еще несколько раз переспросила, уверен ли я, что все в порядке, но мне в конце концов удалось закончить разговор.
Я посмотрел на часы. 13:07.
В лагерь надо вернуться к четырем… Я был в нерешительности. Страшно хотелось есть. Из-за бессонной ночи и кошмарного пробуждения вышло так, что со вчерашнего вечера во рту у меня не было ничего, кроме няниного печенья.
Я огляделся. Никого или почти никого. Лишь кардинал Мазарини стоял посреди площади на своем каменном пьедестале — аккуратно подстриженная бородка, завитые волосы падают на плечи, руки скрещены на сутане, пальцы сжимают пергамент с неразборчивыми надписями. Давно равнодушный к островному хаосу, он невозмутимо смотрел в сторону порта и моря.
А ведь Мазарини прав — в сторону порта!
Я решил полчаса посидеть в «Большом баклане», там самая красивая терраса во всем городе. Время поджимало, и я заказал только салат и панаше[7]
. Обвел взглядом террасу и порт — на случай, если покажутся отец Дюваль, Стеф или Йойо, и отчасти чтобы полюбоваться сент-арганскими красотками. Отец Дюваль и остальные должны были насторожиться из-за суеты на острове. Легко представить их реакцию, если они увидят меня на террасе кафе, одного, да еще с бокалом пива.Терраса «Большого баклана» была почти пуста.
Здесь тоже создавалось впечатление, будто остров накрыло цунами. Я обдумывал, как распорядиться второй половиной дня. Сначала самое главное: сходить на кладбище. Я уже десять дней оттягивал этот момент, сам не знаю почему, но все же мне казалось необходимым сходить на могилу родителей. Совершить паломничество или что-то вроде того. Если, стоя у могилы отца, я буду по-прежнему уверен, что он жив, значит, так оно и есть.
Принесли еду. За восемь с половиной евро — гора зеленого салата, а сверху три редиски и десяток кубиков ветчины. Ворюги! Это и правда разбойничий остров. За ближайшим ко мне столиком сидел красавчик не первой молодости с орлиным взором, отлично одетый, с приросшим к уху мобильником. Он в одиночку расправлялся с огромным блюдом даров моря, запивая белым вином, и уже ополовинил бутылку. Зная, почем у них латук, я с трудом мог себе представить цену лангустинов.
Я невольно прислушивался к тому, что красавчик орал в телефон.
— Да нет же, — вопил он, — я не в Рубиновой бухте. Что я там забыл? Еще бы. Вся пресса страны там. Ага, радио и телевидение. В полном составе. Не протолкнуться. Сенсации надо выуживать в другом месте.
Я заметил, что он держит ручку с логотипом «Островитянина», и обрадовался. Очень удачно.
Журналист продолжал:
— За меня не беспокойся. У меня свои источники. Я внедрился в среду… — И захохотал так, что распугал всех чаек в порту. — Сегодня утром я всех опередил! На острове паника! Хотел бы я посмотреть на физиономии мэра и начальника тюрьмы, когда они читали мою статью. Но нельзя слишком увлекаться. Если отсюда свалят все туристы, я останусь без читателей.
Пауза.