Она возненавидит меня за это. Возможно, никогда не простит мне того, что я собираюсь сделать, но есть предел всему, что человек может вынести, и с меня уже почти достаточно. Не для себя, а для нее. Сильвер сильнее меня. Не думаю, что есть конец тому количеству оскорблений, которое она может вынести, если ей придется, но я больше не могу стоять и смотреть, как это происходит. Я уже достаточно долго позволяю себе это. Пришло время встать и, наконец, сказать «достаточно» от ее имени. Я должен был сделать это давным-давно, черт возьми.
Снежинки плавают в неподвижном ночном воздухе, неотвязно преследуя меня, пока я иду по следам, проложившим путь через лабиринт нависающих сугробов, покрывающих баскетбольную площадку позади школы. Ветра нет, но холод все равно пронзает через мой костюм, впиваясь клыками в кости. Небо над головой чистое, и растущая полная луна — яркое пятно света в бескрайней, широкой полуночной синеве — отбрасывает длинные тени от голых деревьев.
В воздухе витает смерть, и я это чувствую. Запах пытается просочиться внутрь меня, точно так же, как и холод, пока я спешу в заднюю часть площадки, зорко высматривая Джейкоба. У этого придурка нет чести. Я ожидаю, что он спрыгнет с гребаного дерева и линчует меня — это определенно его стиль, поэтому я удивлен, когда поворачиваю за угол здания и вижу его, ожидающего меня на открытом пространстве. Руки у него в карманах. Туман застилает его дыхание, когда Джейк открывает рот и говорит.
— Ну надо же. Не думал, что ты настолько глуп, Моретти. Должен сказать, что я удивлен.
Черт возьми! Ну и засранец.
— Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что я когда-нибудь побоюсь встретиться с тобой лицом к лицу. В тебе нет ничего особенного. Я убивал парней покрупнее тебя и даже не вспотел.
— Нет. — Джейк качает головой и смеется, глядя на свои ботинки. Его руки все еще в карманах. — Нет, я знаю, что ты не боишься встретиться со мной лицом к лицу. Я вовсе не это имел в виду. Я имел в виду, что не думал, что ты настолько глуп, чтобы прийти сюда одному.
Снег уплотняется, поскрипывая под подошвами сапог, когда два... нет, в поле зрения появляются три парня, выходя с другой стороны спортплощадки. Мои старые друзья Кайл, Насим и Лоуренс. Иисус. Что я только что говорил себе, когда шел сюда? У Джейка нет никакой долбаной чести. Неудивительно, что он велел мне прийти сюда одному, но при этом позаботился о том, чтобы с ним была целая команда парней. Мне следовало бы знать, что у него никогда не хватит духу сразиться со мной лицом к лицу в честном бою.
— Трус. — Я бросаю ему это слово, как камешек, но Джейк вздрагивает, как будто я швырнул ему в лицо булыжник.
Он отшатывается, глубоко хмурясь, когда его друзья подходят и встают рядом с ним. Они напоминают мне гиен, глупо смеющихся, крадущихся в тени, чтобы встать позади своего вожака стаи.
— Я не трус, — огрызается Джейк. — Я имел дело с дерьмом, которое ты даже представить себе не можешь.
— Точно. Конечно. Папа конфисковал твой Феррари? Ты сам покупал продукты и приготовил себе обед? Очень тяжелая жизнь, Джейк.
Его гримаса становится глубже. Луна отбрасывает на его лицо искаженные тени, и он похож на неоготическую горгулью с запавшими глазами и впалыми щеками.
— Иметь отца наркоторговца и контрабандиста — это не так весело, как может показаться, — говорит он. — Бандиты и преступники в доме каждую ночь на неделе. Я видел, как бьют людей. Видел, как люди получают пулю и умирают на полу моей гостиной. В возрасте от семи до тринадцати лет, я слышал, как моя мать плакала перед сном каждую ночь. Ничто в моем доме не было легким, ты тупой кусок дерьма.
— Ой. Соболезную. — Я презрительно хохочу себе в нос. — Для меня это звучит как гребаный летний лагерь, но, черт возьми, что я знаю? Мне пришлось смотреть, как моя мать вышибла себе мозги, когда мне было шесть лет, так что я никогда не узнаю, как тяжело тебе было слышать, как твоя избалованная, богатая, глотающая «Перкоцет» мамочка шмыгала носом в подушку, когда ложилась спать. Должно быть, это было тяжело. Господи, ты реально думаешь, что ты единственный человек в мире, который когда-либо сталкивался с трудностями, да? Ну что ж, твоя разновидность трудностей выглядит для меня ужасно похожей на привилегию. Меня буквально пытали, и я никогда не использовал свое дерьмо в качестве оправдания, чтобы причинить боль и осквернить людей более слабых и уязвимых, чем я. Только садомазохист способен на такое.
Джейк хихикает и игриво подмигивает мне. Я хочу врезать ему кулаком в гребаное лицо так сильно, что его череп лопнет, как долбаный воздушный шар.
— Оооо, Алекс. Ты разговаривал с моим психотерапевтом? Вы с ним ужасно похожи друг на друга. Знаешь, ты храбрый, должен отдать тебе должное. Ты вот-вот умрешь, но ты же не позволишь такому маленькому неудобству помешать тебе высказать все то глупое дерьмо, что у тебя на уме, а?