Безумство

— Ну да... ты же должен где-то учиться. Есть разница между тем, чтобы быть зачисленным в школу и на самом деле посещать её, верно? А мы, Моретти, вряд ли подходим для дальнейшего образования, не так ли?

Он говорит «дальнейшее образование», как будто это что-то смущающее — грязная, постыдная тайна, что таких парней, как мы, нельзя ассоциировать с таким отстойным понятием, как обучение.

— Ты ни черта не знаешь, старик. Просто потому, что ты был счастлив оставаться невежественным до конца своей жизни, еще не значит, что остальные хотят этого. Ты бросил учебу. И с какой целью? Чтобы выглядеть круто? Не хотелось бы лопать твой пузырь, Джакомо, но вылететь из школы, даже не потрудившись получить аттестат зрелости? Это совсем не круто. Это самое глупое, что может сделать парень.

Мужчина морщится, уголки его рта опускаются вниз.

— У меня куча денег, малыш. Прочная крыша над головой. Еда в шкафах…

— Это больше, чем ты оставил маме.

Он медленно моргает, явно уклоняясь от комментария.

— Для чего нужны математика, естественные науки и гребаный театральный класс, а? Все это чертовски бессмысленно. Ты прекрасно справишься, если развернешься и выйдешь отсюда прямо сейчас. Пустая трата гребаного времени, если хочешь знать мое мнение.

— Но ведь тебя никто не спрашивал, верно? Тебя вообще никто ни о чем не просил. Ты только зря тратишь свое время. Я никогда не прощу тебе того, что ты сделал. Ты мог причинять мне боль весь день напролет. Ты мог бы отвергнуть меня и Бена, и я бы нашел способ примириться с этим. Такие мужчины, как ты, разочаровывают своих детей с незапамятных времен. Но то, что ты причинил боль ей? Это непростительно. Она была уверена, что ты вернешься, понимаешь? Она все время разговаривала с тобой, как будто ты стоял по другую сторону входной двери, собираясь войти в нее в любую сек…

— Это потому, что она была сумасшедшей, Алессандро! — Слова вырываются у него изо рта, эхом разносясь по лощине, а глубокая пещера за школой повторяет их ему, как звук выстрела.

Я стою совершенно неподвижно, как вкопанный, когда мужчина бросается ко мне, сердито тыча пальцем мне в лицо.

— Ты даже не представляешь, каково это было, мальчик. Она была неуравновешенной, когда мы встретились, но тогда это было мило. Довольно волнующе. Никогда не знаешь, что она сделает дальше. Непредсказуемость была забавной. Но когда ты родился, она... — он качает головой, отвращение глубоко врезалось в черты его лица. — Она совсем потеряла голову, Алекс. И совсем не в веселом смысле. Она пыталась ударить меня ножом, черт возьми. Как парень должен обращаться с сукой, когда она такая, бл*дь, чокнутая?

— Если ты еще раз назовешь мою мать сукой, я лично прослежу, чтобы ты никогда больше не ел твердой пищи. — В моей груди нарастает электрическая буря, и в любую секунду я могу распахнуться и обрушить ее на него.

Джек протягивает руки в умиротворяющем жесте.

— Алекс. Именно поэтому я пришел сначала повидаться с твоей девушкой. Я надеялся, что она поможет тебе понять, что я пришел сюда не для того, чтобы создавать проблемы. Все, чего я хочу — это, наконец, построить отношения между нами, после стольких лет…

Я бросаюсь вперед, ударяя его руками в грудь.

— А где ты был, когда они заперли меня и Бенни в том интернате, а? — Поток ярости загорелся прямо под поверхностью моей кожи. — Где ты был, когда меня выгнали из моей первой приемной семьи? — Я снова толкаю его, стискивая зубы. — Или второй? — Джакомо хорошо держится на ногах, но, когда я толкаю его снова, он теряет равновесие, поскользнувшись на наледи. — А как насчет третьего дома, Джек? Ты знаешь, что парень из третьего приемного дома не разрешал мне носить нижнее белье? Он обычно раздевал меня догола и запирал в собачьей клетке в гараже. Ему казалось забавным мочиться на меня через решетку, когда он приходил пьяный каждую вторую ночь.

Глаза несчастного ублюдка округляются, как будто я только что сказал самое обидное, что только мог придумать.

— Я... я не... знал, Алекс. Я бы так не сделал…

К черту. К черту его и его фальшивое чувство вины.

— Точно. Ты ничего не сделал, — выплюнул я. — Ты даже не проверял нас.

— Бен? — он шепчет. — Они... они и ему причиняли боль?

Маниакальный смех пузырится у меня в горле. Отойдя от него, оставив между нами небольшое пространство, я откидываю голову назад и выпускаю его на волю: воющий грубый, безумный смех в небо.

— Нет. Нет, нет, знаешь, Бену действительно чертовски повезло. Какая же это ирония судьбы? Я боролся зубами и ногтями, и я ругал Джеки, но, по крайней мере, она чертовски любила его. Она никогда бы не причинила ему вреда. Не специально. У него был стабильный дом, а это больше, чем было меня когда-либо. Конечно, сейчас это не имеет никакого значения, потому что БЕН МЕРТВ, и ты можешь катиться к чертовой матери!