Он внимательно разглядывает ее: тонкий, прямой нос, полные губы, совсем еще детские, сросшиеся на переносице густые светлые брови… Обыкновенное лицо. И глаза самые обыкновенные — чуточку задумчивые и печальные.
Встретишь такую где-нибудь под Воронежем или на Ставрополье — и не отличишь от тысячи других.
Закончив процедуру, Карцов опускается на табурет, достает сигареты.
— Устал, — признается он. — Разрешите курить?
Ришер кивает.
— Не желаете ли составить компанию?
Девушка берет сигарету. Карцов долго пытается добыть огня, но спички безнадежно плохи. Тогда Ришер протягивает руку к столику у изголовья, нащупывает зажигалку.
— Спасибо. — Карцов прикуривает.
Взгляд Ришер встречается со взглядом Карцова, в котором сегодня доброжелательность, теплота.
— Устал, — повторяет Карцов, улыбаясь. — Отдохну немножко, и начнем гимнастику… Кстати, я тоже увлекался велосипедом.
Он с юмором рассказывает, как однажды на шоссейных гонках сбил неосторожного прохожего.
— И, как вы думаете, кем оказался прохожий? — восклицает он. — Моим соседом по дому, с которым у нас были давнишние нелады. Разумеется, он не поверил, что это случайность…
— Вы всё сочинили, — спокойно говорит Ришер.
— Сочинил, — признается Карцов.
— Зачем?
— О, у меня коварный замысел!
— Хотите развеселить меня?
— Очень хочу. К тому времени, когда за вами придет транспорт, вы должны быть на ногах.
Он хотел приободрить больную, но при упоминании об отъезде девушка начинает плакать.
Карцов встает, чтобы подать воды, и… остается на месте.
В комнату входит Абст.
— Что здесь происходит? — спрашивает он, остановившись у порога.
— Ничего особенного, шеф. Просто я сделал массаж, и вот в ногах фройлейн появились боли. Хороший признак. Разумеется, фройлейн разволновалась…
— Это правда? — говорит Абст, обращаясь к Ришер.
Та наклоняет голову.
— Хорошо. — Абст оборачивается к Карцову. — Закончив с больной, приходите ко мне. Возьмите с собой карточки группы.
— Вы вторично солгали, — говорит Ришер, когда шаги Абста затихли в отдалении.
— Вы тоже!
Они долго молчат.
— Историю с велосипедом я сочинил, — говорит Карцов. — Я никогда им не увлекался. У меня была иная страсть: кинокамера! Люди, умеющие работать с кинокамерой, особенно на фронте или, что еще опаснее, в тылу врага, — это мужественные люди, не так ли?
Ришер молча глядит на него.
Карцов заканчивает массаж.
— Вот вам две сигареты. Помните: вы должны выздороветь. Как можно скорее!
И он уходит.
Четвертая глава
Тихая лунная ночь над океаном. Только что мимо скалы прошел корвет, возвращающийся из дальнего патрулирования. Сигнальщики привычно осмотрели в бинокли торчащую из воды коническую громадину. На мостике, кроме них и вахтенного офицера, находился командир корабля. Он тоже не отнимал бинокля от глаз. Залитые бледным рассеянным светом крутые бока утеса, как всегда, были безжизненны. Командир отдал приказ на руль, и корабль стал огибать скалу, прощупывая толщу воды приборами: несколько часов назад далеко в море была обнаружена неизвестная подводная лодка. Ее атаковали, но, видимо, безрезультатно. Быть может, она где-то здесь…
Поиск не дал результата. Корвет ушел к базе.
Он удалился, и подземелье ожило. Пловцов спешно подняли с нар, вывели из туннеля. Площадку возле лагуны осветили, спустили на воду буксировщики. Отряд из десяти человек во главе с Глюком вырулил на середину лагуны и погрузился.
Еще десять пловцов остались на берегу.
Абст покидает площадку. По пути он привычно касается рукой скобы стенного сейфа — проверяет, заперто ли хранилище.
Карцов искоса наблюдает за ним. Да, он не ошибся в предположениях: помогая одевать пловцов, он видел — респираторы вынимали из сейфа. А нижняя часть железного шкафа сплошь заставлена полуметровыми металлическими веретенами и короткими конусами; вероятно, это мины и взрыватели, к торпедам.
Но сейф недоступен — ключи Абст носит с собой. Вот если бы установить контакт с Мартой Ришер! Однако она молчит. После памятного разговора о киносъемке Карцов много раз навещал свою пациентку. Он ждал активности и с ее стороны и не дождался. Не поняла намека? Или не верит ему, боится? Как все сложно!
Радист сползает с сиденья крана, долго, с натугой сморкается. От напряжения шея у него побагровела, на скулах проступили пятна.
— Проклятая сырость! — говорит он, вытирая ладонью остренький носик. — Сырость такая, что все мы здесь ноги протянем… Ну, выкладывайте, доктор, как идут дела? Пообвыкли, освоились? Вот уж, действительно, послал вам бог работенку. — Подбородком он указывает на пловцов, сидящих возле воды. — Ради всего святого, держите с ними ухо востро!
— Спасибо за предупреждение. Шеф и Ришер мне всё объяснили. Не стоит беспокоиться.
Радист наклоняется, чтобы поправить шнурок войлочного ботинка. Карцеву видна его тонкая шея, прозрачные розовые уши, торчащие по бокам восковой лысины.
— Послушайте, доктор, — говорит он, не поднимая головы, — а что, если возьмете меня в помощники? Выберите время да и шепните шефу: трудно, мол, одному, пусть подсобит Вальтер.
— Пожалуй…