— Хорошо, дьер Джозеф. Прячьтесь, ибо я иду на исходную позицию! — произнесла Тереса напористо.
— Уже лучше, — снова улыбнулся он и тоже занял исходную позицию — под одеялом.
Тереса вышла и зашла. О, она была словно вихрь. Она не шагала, а летела к кровати.
— Вилзорт, а ну, поднимайся! — скомандовала грозовым голосом. — Если проспишь, Тоцкий тебя убьёт! Но сначала это сделаю я!
Ух, как она сорвала одеяло! Оно испуганной овечкой отлетело в сторону. Ух, как она полюбовалась открывшимся её взору образцом мускулистости!
— Прогульщикам — бой! — пригрозила воинственно. В ход пошёл чайник. — Я не позволю запятнать честь академии! Будешь у меня ходить по струнке!
Брызги со лба Джозефа летели в разные стороны.
— Что вы себе позволяете?! — отбивался он от ледяной воды.
И здесь по сценарию должно было идти его возмущение, но он издавал звуки подозрительно похожие на сдавленный хохот. Будто его разбирает смех, но он прикладывает героические усилия, чтобы сохранить серьёзность.
— Тереса, вы превосходны…
Нет, он явно хохотал.
— …в студенческом драмкружке участвуете?
Джозеф аккуратно разжал её пальцы, стискивающие ручку чайника, и отставил его в сторону. Его руки были приятно тёплыми. Ему и ледяная вода нипочём.
Обезоружив Тересу, он прильнул к колбе с сывороткой.
— Вкус, как у крепкого кофе, — поделился Джозеф. — Хотя цвет синий.
Они оба с надеждой глянули на метку. Результата ноль. Да что ж такое? Где справедливость?
И хоть Джозеф уже снова был прикрыт одеялом, у Тересы перед глазами стояло его проклятийное пятно. Какое-то оно подозрительное. Ей показалось, что форма чем-то напоминает сердце.
— Дьер Джозеф, мы должны пробовать ещё и ещё, пока у нас не получится, — решительно заявила Тереса. — Ведь это, похоже, приворот, — выдала она авторитетное мнение, хоть её никто и не спрашивал.
Просто не смогла удержаться. Терзала мысль, что кто-то так подло покусился на её проректора.
— С чего вы взяли? Порча, вообще, может касаться не амурных дел, а карьеры.
— Но форма?
— Что форма?
— Она такая, будто это приворот.
— Разве по форме проклятийной метки можно определить вид порчи? — удивился Джозеф.
Может и нельзя. Тереса не знала. Но шестое чувство подсказывало, что это приворот. Кому нужно портить Джозефу карьеру? А вот заполучить его в качестве жениха, наверняка, много желающих.
— У вашей метки особая форма. Сразу бросается в глаза, — не сдавалась Тереса.
— Что же в ней особенного? — Джозеф отогнул край одеяла и удивлённо посмотрел на своё пятно.
Тереса села рядом на кровать.
— Видите, похоже на сердце? — она, едва касаясь кожи, обвела пальцем контуры.
Джозеф вдруг резко втянул воздух. Тереса взглянула на него. Глаза горели, зрачки расширены.
— Больно? — догадалась она. — А я как раз захватила обезболивающую мазь.
Он промолчал. Не отказался и не согласился. В глазах огонь. Наверно, сильно печёт.
Она достала из кармана тюбик. Выдавила на палец горошину бесцветной мази и принялась аккуратно вытирать.
— Легче?
Мазь должна была действовать почти мгновенно. Но Тереса по глазам Джозефа видела, что легче ему не становилось, только хуже. Дыхание стало неровным. Чем помочь?
— Тереса, перестаньте…
— Что?
— Мучить меня.
Он снял её руку со своего бедра. И не успела она понять, что происходит и что не так, он приподнялся и резко привлёк её к себе. Они оказались так близко друг к другу, что она почувствовала жар его обнажённого тела и аромат крепкого кофе. Дыхание Тересы тоже сбилось. Её руки почему-то лежали на его плечах. Наверное, она уцепилась за него, чтобы не потерять равновесие. Ладони ощущали коварную упругость его мышц. И разве можно студентке ощущать проректора? И разве можно проректорам так смотреть на студенток? Настолько явно намекать взглядом на что-то неправильное?
Никогда ещё Тересу так по-настоящему не обнимал мужчина. Его ладони прожигали ткань блузы. Спине было горячо. А в следующее мгновение горячо стало губам. Поцелуй… Дыхание перехватило. Тересу ещё никогда по-настоящему не целовал мужчина. Как он посмел?! Она сейчас вырвется и пристыдит его. Только не совсем сейчас. Чуть позже. Ещё чуть-чуть позволит ему эти чувственные упоительные движения языка и губ. Любопытство давно искушало узнать, что ощущаешь при поцелуе. Ответ оказался неожиданным. Губы горели, но не только они — сладко было во всём теле. Она сжала ладонями его плечи. Сжала непроизвольно. А он воспринял это как команду «ещё». И стал ещё более настойчивым, ещё более откровенным и порывистым…
Но как он посмел? Разве проректорам такое позволено? Разве разрешается снимать заколку и распускать волосы студентке? Зарываться в них обеими руками? Пропускать между пальцами локоны? Сжимать то нежно, то сильно, вызывая волны мурашек? И всё это не прекращая поцелуя… Тереса обязательно возмутится и пристыдит… ух, как она его пристыдит!.. только чуточку позже…
Глава 48. Как ты?