– Конечно, – произнес он нейтральным тоном. – В чем проблема?
– Твоя мама. Она звонила, просила ее забрать.
– Опять?! – выдохнул он с плохо скрываемой злостью.
– Не сердись. Я только хотела спросить: мне поехать или ты сам? Если ты занят – я съезжу, мне не трудно…
– Я сам, – резко перебил он и добавил уже мягче: – Спасибо. Она там же, где обычно?
– Сказала, что там же.
– Хорошо. Ложись спать, не жди меня. Если там совсем беда, я останусь на ночь, а если вернусь, то очень поздно.
Через приложение вызвал два такси. В первом отправит домой Кармен, во втором поедет забирать напившуюся мать. Кармен все понимала. Ни слова упрека, ни одного разочарованного взгляда. Изменение планов приняла как должное. Когда подъехало такси – поцеловала Хосе в губы, легко, нежно, но неторопливо. Улыбнулась на прощание. Какая же она красивая! И зачем ей такой, как он?
Как быстро все скатилось вниз! В первый раз Виталий заметил исходящий от матери запах выпитого алкоголя примерно год назад, может, чуть меньше. Запах был совсем слабым и ни о чем опасном не свидетельствовал. Спустя несколько месяцев случился уже другой «первый раз», более серьезный, когда мать рыдала в трубку и просила забрать ее из какого-то бара в каком-то отеле. Перепуганный насмерть, Виталий помчался забирать ее вместе с женой, рисуя в воображении страшные картины ограбленной и избитой женщины, валяющейся на тротуаре или на полу в луже крови. Мать оказалась целехонька, хотя и сильно пьяна. Место приличное, отель дорогой. Бармен рассказал, что дама пришла в сопровождении мужчины моложе лет на двадцать, если не больше, они выпили немного, потом ушли, вероятно, в номер, потом дама вернулась уже одна и начала заказывать напиток за напитком.
Он никогда не видел маму в таком состоянии. Сколько он ее помнил, она выпивала не больше одного бокала какого-нибудь вина или шампанского, да и то чаще всего делала лишь несколько глоточков. Водка? Коньяк? Виски? Крепкие коктейли? Да никогда в жизни! Даже если бы вдруг и захотела, отец этого не допустил бы. Строг был.
Они с Лианой отвезли Светлану Дмитриевну домой, раздели, уложили в постель. «У мамы что-то случилось, – твердил себе Виталий, – она не могла вдруг ни с того ни с сего взять и напиться вхлам. Наверное, какая-то серьезная проблема. Может, умер кто-то из знакомых… Завтра она все объяснит». Но уговаривать себя удалось ровно до той минуты, когда они вошли в квартиру матери. Даже беглого взгляда на обстановку оказалось достаточно, чтобы оценить ситуацию. Пустые бутылки обнаруживались в самых неожиданных местах. Банки из-под кошачьего корма давно не выбрасывались, копились в полиэтиленовом пакете в углу кухни и источали невыносимую вонь, смешивавшуюся со специфическим запахом наполнителя для лотка. Наполнитель, судя по всему, не меняли уже давно, просто удивительно, что кот Иваныч в знак протеста не оборудовал себе новый туалет где-нибудь в уютном месте вроде дивана в гостиной или постели в спальне.
В тот вечер они остались на ночь у матери. Сын уже взрослый, даже рад будет, что родители над душой не нависают. Пока Светлана Дмитриевна пьяно похрапывала в своей кровати, Виталий и Лиана отмывали квартиру и приводили ее в приемлемый вид. Наутро мать до объяснений не снизошла. Вышла на кухню опухшая, с красными глазами, но с лицом, выражающим полную уверенность в своем праве делать, что хочет.
– Я просто соскучилась, – заявила она. – Разве я не могу попросить собственного сына, чтобы довез вечером меня до дома? Я что, не заслужила человеческого отношения и немножко внимания от своей семьи?
Значит, ничего особенного не случилось, и мать напилась не потому, что у нее горе, а потому, что ей это нравится.
– Но ты многовато выпила вчера, – осторожно заметил Виталий. – Может быть, в общественных местах имеет смысл быть поаккуратнее?
– А твой отец был поаккуратнее? – внезапно взъярилась Светлана Дмитриевна. – Уж таким аккуратным он был, что любовницу завел, а потом бросил ее с ребенком! Он жизнь мне искалечил, всё запрещал, ничего не разрешал, я, дура, думала, что это настоящее, гордилась им, восхищалась, а он…
– Мама Света, дорогая, – негромко вступила Лиана, – я понимаю… мы с Виталием понимаем, как вам больно, как тяжело, и вы должны переживать, не можете не переживать. Но это не повод гробить собственную жизнь.
Лиана всегда за всех заступалась, и Виталий считал, что не от доброты, а от глупости и бабьей жалостливости.
– С моей жизнью я сама управлюсь, ты лучше о своей позаботься.
Подобной грубости Виталий прежде за матерью не замечал.
– А мужчина, с которым ты приходила? – требовательно спросил он. – Кто это?
– Тебя не касается, – надменно ответствовала мать. – Просто знакомый.