Безупречная репутация. Том 2

С ним все было по-другому. И в постели, и вне ее. Впервые изменив мужу после девятнадцати лет брака и более чем двадцати лет отношений, Лиана ни на секунду не испытала угрызений совести, стыда, раскаяния. Она просто знала, что существует параллельный мир, в котором можно оказаться, проведя несколько часов в поезде. В этом мире можно дышать полной грудью, быть честной и открытой, ничего не изображать из себя. В этом мире есть Костя, и можно его любить.

* * *

Впервые услышав рассказ Лианы о Леньке, Костя сказал:

– Вот ведь как бывает… Папа много об этом парне рассказывал, а я много думал о нем. Даже пытался книжку сочинить, но неудачно. У меня, видно, к этому делу способностей нет.

– А можно прочитать? Ты ее дописал? Или начал и бросил? – с живым интересом спросила Лиана.

– Тебе – можно. Как ни странно, нашелся человек, который поверил в меня, пытался пристроить рукопись в какое-нибудь издательство, но ему всюду отказали, конечно, и это понятно. Так он даже собственные деньги вложил, чтобы напечатать маленький тираж за свой счет. Завтра принесу тебе книжку, у меня есть одна. Только не суди строго, она действительно плохо написана.

Лиана не была ни знатоком филологии, ни большим ценителем литературы, поэтому достоинства и недостатки повести Константина Веденеева остались для нее за кадром. Стиль, слог, композиция, проработка характеров, драматургия образа – все это не имело для нее ни малейшего значения. Важным было только одно: отношение родителей к осужденному подростку. Выписанные в повести отец и мать выглядели поразительно похожими на Виктора Семеновича и Светлану Дмитриевну, а Ленька – ну просто один в один. Старший сын книжных родителей отличался от реального Виталия, но не сильно. Имена, разумеется, были вымышленными, но для Лианы каждый оказался абсолютно узнаваем.

– Как ты узнал так много про Гнездиловых? – изумленно спросила она, когда дочитала повесть.

– На самом деле достоверных знаний было немного, остальное я выдумал, достроил.

– Достроил?

– Ну да. Много думал, пытаясь представить себе людей, которые совершают конкретные поступки. Какими должны быть эти люди? Какими должны оказаться обстоятельства, в которые они попали и которые заставили их поступать так, а не иначе. Когда видишь, например, дом определенного размера и конфигурации, то вполне можно представить, каким должен быть фундамент под ним, понимаешь?

– Для этого нужно быть инженером-строителем, – заметила Лиана. – Обычный человек ничего такого не знает и представить не сможет. Выходит, ты – инженер человеческих душ? Так, кажется, про писателей говорят.

Костя мягко рассмеялся, взял ее руку, поднес к губам, поцеловал.

– Куда мне до настоящих инженеров… Просто думал-думал – и додумался. Про Леонида папа рассказывал подробно, про его отца я знал только карьерный путь плюс личные впечатления, я же его видел своими глазами там, в магазине электроники, слышал, как он разговаривает. Ну и еще тот факт, что он позволил посадить сына и отказался от него. Про твою свекровь известно еще меньше, но удалось найти несколько фотографий. Одна была в нашей местной газете, там опубликовали заметку про свадьбу сына прокурора области, в том ключе, что, мол, некоторые чиновники так открыто берут взятки и так уверены в своей безнаказанности, что не стесняются закатывать банкеты огромной стоимости, а прокурор Гнездилов – человек честный и скромный, и бракосочетание его сына прошло в узком семейном кругу на маленькой даче. А еще одна фотография – уже намного более поздняя, с какого-то приема в честь юбилея не то Генерального прокурора, не то министра юстиции, там все с женами, и Гнездилов тоже. Посмотрел я, как эта жена изменилась за десять лет, и начал думать, почему. Вот так, по крохам, и собирал информацию. Где-то правильно достроил, где-то просто угадал, чисто случайно, а где-то и ошибся.

– И о том, что Ленька сидит не за то, что совершил, ты тоже сам догадался? – недоверчиво спросила Лиана. – Или все-таки знал от кого-то?

– Чистая догадка. Тот прокурор, которого я «достроил», должен был отлучить сына-подростка от семьи только за что-то по-настоящему гадкое. Кражи – это, конечно, преступление, но не настолько ужасное, чтобы так поступить с собственным ребенком.

– То есть ты думаешь, что Ленька вообще этих краж не совершал? Он ведь был вороватым, это точно, и у меня из кошелька деньги таскал, и у родителей, у мамы Светы даже пару раз ювелирку крал. Она Виктору Семеновичу не говорила, но я-то видела: сначала ищет, не может найти, у меня спрашивает, не видела ли я, потом перестает искать и ходит несколько дней расстроенная и подавленная. Она понимала, что это Ленька украл, но не хотела, чтобы отец знал.

Костя пожал плечами: