Прогулки разрешались почти в любую погоду. Свежий воздух, как говорили, полезен для всех обитателей лечебницы без исключения. Разумеется, некоторые пациенты могли гулять лишь в сопровождении сестры милосердия. В основном те, кто мог причинить вред себе или окружающим, а то и вовсе потеряться в парке или даже попытаться сбежать через высокую кованую ограду. Но Елизавета Бельская, к счастью, к таким пациентам не относилась.
Издали девушку можно было принять за монастырскую послушницу. Простое пальто из колючей серой шерсти Лиза надела поверх невзрачного коричневого платья, подол которого выглядывал из-под полы. На руках у неё были вязаные варежки, а голову и шею укутывал пожелтевший пуховый платок, из-под которого возле правой щеки настойчиво выбивалась каштановая прядь. Дворянку в ней выдавали разве что добротные тёплые сапожки на шнуровке спереди – такие послушницы не носят. Но для этого нужно было приглядываться к ногам, а их почти полностью скрывал подол платья.
Шедший по правую руку от неё мужчина, напротив, казался чуждым для этого места. Тёмно-синее пальто, брюки, кожаные перчатки, сапоги и даже шляпа-котелок – всё кричало о том, что он весьма состоятельный аристократ. Из общего безупречного облика выбивался разве что небрежно повязанный шарф.
Девушка поправила его, насколько ей позволили варежки, когда они отошли от здания лечебницы достаточно далеко, после чего робко улыбнулась.
– Я очень рада, что вы навестили меня, Алексей Константинович, – смущённо призналась она, отводя глаза. Дыхание вырывалось изо рта кучерявыми облачками. – Признаюсь честно, не надеялась, что вы вовсе пожелаете вновь видеть меня.
– Я тоже не надеялся, что вы пожелаете видеть меня после того, как оказались здесь из-за моего вмешательства, – ответил Эскис. Он улыбнулся ей печально и ласково.
– Только благодаря вашему вмешательству я здесь, а не на каторге или же не завершила свои дни в петле, как того всецело заслуживала, – Лиза развела руками.
– Не говорите так.
– Полно, Алексей Константинович. Эта жалость в вашем взгляде невыносимее всего прочего, – девушка украдкой вздохнула. – Пойдёмте по правой аллее? Она самая живописная.
Алексей послушно свернул, куда указала Лиза. Они неспешно двинулись по дорожке меж рядами широко посаженных лип.
Бельская глубоко вдохнула полной грудью.
– Правда, здесь славно? – тихо спросила она. – Так спокойно. Так легко дышится. И люди здесь замечательные.
Алексей всё это время ненавязчиво наблюдал за ней. Наверное, его внимательные глаза врача заметили в ней некие перемены, ей самой недоступные, потому что он вдруг осторожно произнёс:
– Вы похудели.
– Мне уже намного лучше, – она искоса глянула на него. – Кормят здесь вполне сносно, не переживайте. Да и в целом условия терпимые. Доктор говорит, что я иду на поправку. Я не из буйных, поэтому лоботомию мне не предлагали вовсе, а процедуры, связанные с прямой стимуляцией мозга электричеством, упоминали всего раз или два. Конечно, по утрам нас обливают ледяной водой, но это лишь на благо, я уверена. Помогает для общего закаливания организма, знаете ли.
Бельская заметила, как по мере её рассказа лицо Эскиса вытягивалось всё сильнее, а глаза округлялись. Наконец она не выдержала и засмеялась. По-девчоночьи звонко и весело.
– Шутить изволите? – догадался Алексей, снова меняясь в лице. Теперь он казался Лизе слегка сбитым с толку, но всё же явно испытавшим облегчение. – Что же. Полагаю, это хороший знак.
– Видели бы вы себя, Алексей Константинович, – отсмеявшись, девушка прижала к груди ладонь в варежке и перевела дух. – Нет, для моего лечения не применяют никаких средневековых пыток, не беспокойтесь. С отцовского позволения доктор использует гипноз и даёт мне мягкие современные препараты. После сеансов я мало что помню, но он говорит, что дела идут хорошо. В основном потому, что я сама заинтересована в том, чтобы излечиться.
Лиза полагала, что Эскис знал это и без неё. Не была лишь до конца уверена, для чего он пришёл сегодня. Взглянуть в глаза убийце своей невесты? Убедиться в том, что она сломлена? Или что более не представляет для общества угрозы? По Алексею сказать было нельзя. Однако же он улыбался ей, не пытался отшатнуться, когда их рукава чуть соприкасались, и глядел без открытой неприязни. Скорее, растерянно и печально. Но было в нём что-то ещё. Нечто такое, что Лиза понять не могла.
Им навстречу попалась другая гуляющая пара: сестра милосердия и пожилой старичок с пышными бакенбардами. Он опирался на трость одной рукой, а другой держался за локоть своей сопровождающей. Старичок дребезжащим голосом рассказывал ей о событиях последней Русско-турецкой войны, при этом голова его тряслась, как на ниточке. Сестра милосердия терпеливо слушала, а когда они приблизились к Лизе и Алексею, то вежливо поприветствовала их.
Эскис и Бельская посторонились, чтобы пропустить эту пару. После чего они пошли дальше, всё более углубляясь в парк.
– Алексей Константинович, можно я задам вам один вопрос? – осторожно начала Лиза. – Я уверена, что вы сможете мне на него ответить.