— У нашего короля седьмой год как объявился мерзкий советник, — сменил тон Крид, заговорив серьезно и неспешно. — Шепчет в ухо, и все выходит по его указке. На мой вкус, так он и есть русалка: скользкий и гнусный, а еще смуглый и темноглазый, типичный житель загадочных южных островов. Какой толк снаряжать корабли на войну по указке противника, а? Вот я и счел для себя важным глянуть, что там на юге и как. Отец, повторяю, в курсе.
— Когда? — Веер упал, но Лидия этого не заметила.
— Лидка, я на кой, по-твоему, приехала? — возмутилась бабушка. — На днях. Сперва я пригляжу за вами по дороге в Гравр, затем подниму там на уши прислугу и научу ценить место. Элиш пришвартует в нашей гавани шхуну и отвезет Крида подальше на юг, спустит лодку, махнет на брата рукой…
— Мам, ты ведь проводишь меня до берега? — заискивающим тоном попросил Крид. — И это, платочком вслед…
— Платочков у меня много, но тебя полезнее напутствовать веслом по шее, — невесело улыбнулась Лидия. — Там-то, если доберешься, что станешь говорить и делать?
— Я умею болтать на их эмоори, хоть и не слишком складно. А что надо делать, и того яснее. Теперь я знаю: искать Эльзу. Мам, не бледней, прошлого не вернуть. А вдруг у меня там брат или сестра? — Принц захихикал. — Меня мгновенно и единодушно признают полноценным Костой в случае угрозы коронации смуглого старшего родича с хвостом. Ох и подарочек двору! Семейка с ангелом, морским дьяволом и мною, живым и понятным, посередине.
— Ты ничего не понимаешь в морских делах!
— У меня брат — один из лучших молодых капитанов нашего флота. Научил, хоть и на словах. Мам, я твердо знаю, где юг. — Крид задумчиво огляделся. Наконец ткнул пальцем в стену: — Там!
Лидия вздыхала и плакала, сетовала, грозила и смеялась. Ссориться с Кридом у нее и прежде плохо получалось. Вся дорога до прибрежного родового имения — десять дней — прошла в неудачных попытках снова устроить скандал и порушить нелепые планы.
И пришлось ей махать вслед шхуне белым кружевным платком, а потом плакать в него до самого вечера, выслушивая упреки Натэллы, не способной понять столь недопустимую хрупкость натуры падчерицы.
Впрочем, страхи Лидии не шли ни в какое сравнение с бешеными метаниями бывшего капитана — Мироша Гравра Тэль-Косты. Припасы лодки ничтожны, мореходность смешна, парус мал и примитивен, управлять им Крид умеет не особенно ловко. Крид! Неродной по крови сын, которого даже заклятые враги втайне ценят. Если бы король знал, куда и зачем собрался наглый мальчишка, со свету сжил бы. Его новый советник не любит сюрпризов.
А Мирош не любит советника, и это взаимно. Так что для Лидии самое лучшее — тихо сидеть за крепкими стенами Гравра и грустить в обществе мрачного Негодяя, ожидая новостей. Хоть кто-то в относительной безопасности, хоть за нее пока не надо переживать!
Мирош снова метнулся к дивану, повернул к столу и зарычал от накопившейся усталости и бессилия изменить совершённое. Как этот несносный мальчишка уболтал его на авантюру? Боги, да он же ничего не понимает в навигации!
Глава 2
— Ваши сны снова осмелились огорчить вас, — тихо вздохнула газури, опускаясь на колени возле ложа повелителя. — Я приготовила сок.
— Не сладкий? — поморщился Яоол, не решив для себя, оправданно ли выказывать гнев.
— Осмелюсь предположить, что я вполне надежно изучила ваши предпочтения, повелитель, — поклонилась газури.
Яоол некоторое время смотрел в потолок, отчего-то пытаясь припомнить, как называется на языке далекого северного края Нагрок такое вот дерево и когда доставили драгоценные стволы. Уже в годы правления отца или до того? Смотрел ли в такой вот потолок его дедушка? О чем думал тот газур, правивший Древом полвека, очень долго и с неизменной мудростью… Можно было бы посмеяться над столь неизбежным утверждением — разве кто-то осмелится записать на бумаге и сберечь в собственном доме приговор себе же, обвиняя газура в несовершенстве? Но, как утверждают все записи, даже добытые из личных тайных хранилищ опальных зуров или полученные через слуг, неверных своим энэи, деда действительно уважали. Может быть, без восхищения, вполне вероятно, и без поклонения… Дед крепко держал за жабры всех приближенных — так любил говорить уже отец. Он по-своему понимал сказанное и главным способом обретения почтения считал страх.
— Кедр, — вслух припомнил газур.
— Простите? — Жена вздрогнула, поставила серебряный кубок на столик и поглядела в потолок.
— Смешное слово, едва выговаривается, одно рычание в нем, а дерево красивое, теплое, — посетовал газур. Прикрыл глаза и выше натянул покрывало. Гнев не желал уходить. — Твой отец в последнем письме снова позволил себе намекать на мои обязательства. Да, я был мальчишка, и к тому же я был в отчаянии… Я едва терплю твое присутствие, так отчего я вынужден пробуждаться и видеть здесь женщину, противную мне до отвращения уже тем, что она мне навязана?
— Вы разбиваете мне сердце, — прошептала газури.