Безупречный враг

— Само собой, вы желали бы иного, — снова обратился он к Яоолу. — Стараясь не огорчать вас, мы это тоже искали с полным усердием. Лодка вашего отца ушла из крепости без жемчужного ларца и прочих ценностей. Почему его великолепие Оолог пошел на такое, мне неведомо. Но подлинный жемчужный жезл газуров остался здесь, и я счастлив, что могу вернуть его вам. Ларец хранился в личных покоях таора.

— Слизняк, ты ведь хочешь умереть быстро? — завел знакомую речь газур.

— Я все скажу, — сокрушенно кивнул тот.

— Дохлые каракатицы, — скривился Парси. — Этого мне ничуть не жаль. Может, не стоит совсем уж быстро?

Таор застонал и склонился, упираясь лбом в ковер. Жирному и смятому ужасом человеку было трудно говорить в этом положении. Но он не смел выпрямиться и глянуть в лицо повелителю.

Одиннадцать лет назад сирена Гооз пообещал ему власть над Древом. Настоящую и почти даром. Надо было всего лишь отдать газуру обрывок старого пергамента и письмо от Гооза. Обрывок содержал текст на древнем языке, а письмо предлагало выйти в океан и там, у кромки внешних рифов, встретиться для получения полного текста. И для исполнения обряда, дарующего его великолепию власть, равную божественной.

Благодать должна была озарить всех мужчин рода, достойных ее. Так таор оказался назначен на высокую должность временного блюстителя жезла: идти следовало налегке, оставив лишних людей, тяжести и даже оружие. С лодки сняли золотые украшения, вынесли на берег сундук с драгоценностями семьи, которые полагалось надевать на торжественных приемах. Все это стало оплатой молчания таора, сделав его в одночасье самым богатым человеком островов. Танцовщицы повелителя, пять девушек, и теперь содержатся в крепости. А вот охрану газура Оолога он приказал уничтожить.

— Девушки из знатных родов, — вздохнул газур. — Их оплакивали дома, двух оплакивают и теперь, в семьях нет иных детей. Боу, мы берем их с собой. Назначай наместника — и в путь. Обретенное здесь знание стало горестной отравой. Отец пожелал власти, и жажда свела его с ума… Мразь в подвал, позже передать дворцу.

Хранитель коротко указал рукой на двоих стражей, те поклонились и вышли, прихватив охнувшего и затихшего таора. Танцовщицы остановились, певицы смолкли, увидев, что их услуги, очевидно, больше никому не нужны.

Крид погладил руку избитой девушки и спросил ее негромко, есть ли в крепости лекарь. Та кивнула, смущенно пообещала усердно лечить спину. И сама предложила проводить доброго энэи к тем девушкам, которых держат отдельно.

Скоро лодка ушла к Гоотро. Теперь в самых неудобных для гребли местах — возле кресла газура — сидели по левому борту Роул и Парси, по правому — Крид и Уло. В крепости на острове Поути осталось четверо стражей; Олуо собрал занявших их места неумех у кромки причала и долго объяснял, что веслами следует работать вдвое реже прочих гребцов, чтобы не устать и не помешать лодке. Парси виновато развел руками — дескать, постараются. Зато теперь им будет не тесно сидеть, да и вид открывается превосходный.

Газур забился в кресло и, нахохлившись, держал отцовский жезл и недоверчиво его рассматривал. Танцовщицы отца — Яоол их смутно помнил — за минувшие годы изменились пугающе сильно. Сколько им теперь? Да никак не более тридцати… Газур обернулся, глянул на бледные усталые лица. Боу обещал оставить всех в лечебнице храма, где с ними будут говорить сирены, чтобы страшное прошлое стало действительно прошлым, не возвращалось во снах, не мешало жить. А кто станет утешать газура? Кто объяснит случившееся? Неужели отец готов был повторить преступление древнего повелителя, погубить детей моря? И зачем газуру власть бога, когда и без того Древо принадлежит ему…

— Он был уже стар и стремился всего лишь обрести здоровье, — мягко сказал Боу. — Так случается. Никто не говорил ему о богине и черной стороне обряда, поверьте мне.

— Поёшь, мед подмешиваешь, — усмехнулся газур.

— Нет, я не люблю использовать голос, — рассмеялся хранитель. — Можно подумать, мы без него плохо понимаем друг друга, повелитель. Я ценю ясность мыслей. Мне доводилось видеть вашего отца, я лекарь и могу с уверенностью сказать, что его в последние годы донимали сильные боли. Он порой отчаивался и все же обращался в храм за лечением. Очень слабое сердце и плохие сосуды. Печень на два пальца выступала от должного положения. Его великолепие иногда терял сознание. Переживал за вас, детей, слишком молодых и неопытных для игр двора. Не хотел, чтобы молодая жена осталась одна. Полагаю, вас наказали и оставили на берегу из осторожности. Нельзя безоглядно доверяться случаю, даже ради здоровья и власти. Оолог вас очень любил. И жезл он оставил на Поути для вас.

— Поговорив с вами, я совершенно не желаю возвращаться во дворец. — Голос газура теперь звучал куда спокойнее. — Там никто не читает мои мысли, не дает ответов на невысказанные вопросы.

— У вас есть Онэи.

— Да, конечно. Скоро доберемся и мне станет лучше, — посветлел лицом Яоол. — Идем потише или мне кажется?