Безупречный враг

Когда люди берега согрешили против богини Сиирэл, народ сириний жил уже довольно обособленно от оримэо. Название населения Древа прежде, вероятно, имело иной смысл, на языке сириний оно означало «люди суши». Сиринии накопили недоверие к оримэо, устали от обмана со стороны людей, от привычки сухопутных родичей брать у моря все, что им приглянется, и даже не благодарить за дары. Но правительница сириний, а вернее, первая хранительница гротов, в те времена часто навещала берег. Она любила сына богини Сиирэл, избравшего для жизни рыбацкое поселение.

Когда непреодолимый свод разделил берег и глубины, сын богини стал человеком и утратил возможность плавать в океане, меняя облик по своему желанию. Но и тогда он остался одним из сиринов, самых сильных повелителей вод. Сын богини часто приходил на берег островов Древа, куда перебрались люди с затонувшего старого мира. Мужчина брал лодку и плыл за край барьерного рифа, чтобы разговаривать с утраченной подругой. Она слышала, но не могла ответить. Обоим была тягостна разлука. Правительница чахла день ото дня… Ее жизнь оказалась удручающе короткой для русалки. Но она слушала и сохранила — так полагал тот, кто записал легенду, — данное ей знание. Сын Сиирэл сберег коралловый посох и многое прозревал в грядущем — может быть, общей силой сирина и живого коралла.

— Он сидел в лодке и говорил с пустым морем, обращаясь к хранительнице гротов. С тех пор и пошло присловье: счастье сирина не длиннее лета, это о них, — вздохнула Элиис, смахивая слезинку. — Сын Сиирэл обещал своей подруге, что однажды, пусть и нескоро, преграда разрушится, если люди совладают со злом в своих сердцах. Русалки смогут подняться к поверхности и увидеть солнце, а их богиня снова посетит своих детей. Еще владыка кораллового посоха сказал: первым на дно явится тот, кто откроет путь к поверхности и, возможно, станет новым мориилем. Девять веков мориилей не было у народа сириний.

— Я запутался, — виновато признался Крид. — То «стал», то «станет». И вообще — зачем им защитник, если до поры обходились и без него, то есть меня?

— Чтобы оседлать дракона глубин и усмирить Волну, до сих пор им не удавалось ни то ни другое, — серьезно сказала Элиис. — Они тебе все расскажут, просто не успели пока что. Ты спешил вернуться и разбудить Риоми. Но все же ты принял Око.

— Надели силой, — неубедительно возмутился Крид. Рассмеялся и проворчал: — За хвост дернули, хомут напялили… Лошадей впрягают в ярмо куда бережнее!

— Они, как и мы, напридумывали сказок о людях суши, забытых за девять веков. Думаю, им важно было понять, что для тебя значит золото, готов ли ты пойти на жертвы ради чего-то иного, важного для них, — улыбнулась Элиис. — Жители глубин помнят, как распознать того, кто способен стать мориилем. В книгах Боу нашел легенду, описывающую поединок воина и белой акулы. Есть еще признак: морииля слушается кракен, который так стар, что ему и русалки не указ.

Элиис протянула руку и указала на кракена, дрейфующего в мелкой воде. Наглец пробовал теперь прочность скал на берегу и пересчитывал причальные бревна…

— Тот самый старый кракен, я полагаю, — сказала Элиис.

Кракен шире распластался по воде, словно старался выгодно показать себя и хвастался собственной огромностью. Был он, ну сразу понятно, доволен жизнью, аж лиловел от умиления. Еще бы, рядом чуть шевелила веслами красивая игрушка — лодка газура. И сама Онэи пела, стоя возле кресла повелителя и глядя на чудовище совершенно без страха. Газур казался еще более довольным, чем кракен, гордился голосом невесты и розовел от восторга. Очень цветная картинка!

— Я против, — надулась Риоми, глянув на кракена. — Хватит уже воевать. Небось дракон крупный и опасный, не желаю кормить его моим Кридом!

— А жить до двухсот лет и свободно плавать? — напомнил Крид, уже возмечтавший срезать Око покрупнее и подарить своей Сказке.

— Обойдусь, — тяжело вздохнула девушка. — Вот откусят тебе плавник — не обрадуешься. Хромой русал, будешь плавать как парусник, галсами. — Риоми захихикала и сразу нахмурилась: — А еще эта хранительница хвостом крутит рядышком, возмутительно симпатичная.

— Симпатичинная! — подтвердила Тилл, выныривая. — Трутный больной. Но мыи старались.

Голова Пэи появилась над мелкими волнами. Он закашлялся, слишком рано и неудачно вдохнув, встал по грудь в воде, шало покачиваясь. Усердно улыбнулся во весь рот. Риоми восторженно запищала. Из чего старательные русалки сделали для Пэи зубы — непонятно, но перламутровое покрытие смотрелось очень нарядно. Куда важнее и приятнее то, что Пэи обрел возможность говорить. Голос, охрипший после того, как были перерезаны связки, остался тихим и тусклым, зато все слова произносились внятно, да и губы не проваливались в беззубую щель рта.