— Ты зарабатываешь на жизнь ездой на разъяренных быках. Я не так уж уверена в этом.
Он издает тихий смешок, и мы погружаемся в неловкое молчание.
Все еще чувствуя себя неловко, я выпаливаю:
— Где твоя мама? На вашем ранчо ужасно много тестостерона. Одни мужчины.
— Она ушла. — Его голос становится мягче.
— Ясно. Моя тоже.
Он поворачивает голову в мою сторону.
— В самом деле? Я думал, у тебя есть старшая сестра. Уверен, что слышал, как Кип говорил о своей жене.
Мое лицо перекосило.
— Да. Это забавная история.
— Мне бы не помешало посмеяться.
— Моя мама — няня.
Тело Ретта рядом со мной напрягается, и я смеюсь. Эта история всегда приводит людей в ужас.
— Повтори еще раз?
Я прочищаю горло и поднимаю руку, чтобы откинуть волосы со лба.
— Кип развлекался с няней. И — та-дам! Появилась я.
— Дерьмо. — Вот бы здесь был свет, чтобы я могла разглядеть его лицо прямо сейчас.
— Да. Еще какое. Моя мать приехала из другой страны и устроилась работать в нашем доме. Потом она родила меня, передала моему отцу и вернулась домой. Я даже не думаю, что виню ее. Не уверена, что хотела бы быть связанной с последствиями этого.
— Это… ну, это действительно кошмар.
Я смеюсь и знаю, что он смотрит на меня так, словно не может решить, как поступить в этом случае. Большинство людей этого не знают.
— Когда ты узнала?
Я поднимаю брови. Обычно, узнавая об этом, люди быстро меняют тему.
— Я думаю, что в каком-то отношении я всегда знала. Моя мачеха позаботилась об этом.
— Она осталась рядом?
— О да, она сделала это.
— Хм.
— Да. Я тоже этого не понимаю. И особенно того, как она всегда делала все возможное, чтобы между нами возникла напряженность. Между мной и моей сестрой. Между ней и моим отцом. Мне почти жаль ее. Я знаю, что он, очевидно, не должен был ей изменять, но это выглядит так, будто она осталась рядом только для того, чтобы сделать всех остальных несчастными. Я бы хотела, чтобы она была счастлива.
— Чем она занимается? — Я знаю, он думает, что она осталась с Кипом из-за денег.
— Она хирург. Совсем как моя сестра. Как будет моя сестра.
— Дико. — Похоже, он искренне шокирован. — А ты и твоя сестра?
— Сложно. — Чертовски, чертовски сложно. — Она… ну, она практически абсолютная моя противоположность. Внешность. Характер. Черт, ее даже зовут Винтер [31]
. Думаю, что мой отец, неуместно желая, чтобы мы были одной большой счастливой семьей, пытался придерживаться тенденции времен года. Но нас всегда противопоставляли друг другу. Даже в те моменты, когда мы не осознавали этого.Между нами повисает молчание.
— Мне жаль, что ты выросла с этим, — бормочет он.
— Да ну, мы адаптировались. Мне больше нравится атмосфера вашего ранчо.
— Ты когда-нибудь пыталась найти свою маму?
Я резко втягиваю воздух.
— Нет. Если бы она захотела узнать меня, она бы легко могла меня найти. Но она никогда не пыталась это сделать, а я не хочу быть обузой для кого-то, кого даже не знаю.
Он молчит, поэтому после нескольких затянувшихся мгновений я спрашиваю:
— Что случилось с твоей мамой?
— Она умерла, рожая мою младшую сестру.
Я, не колеблясь, придвигаюсь ближе и прижимаю свою руку к его. Я надеюсь хоть немного утешить его теперь, когда мы прошли по этому пути. Преодолели этот тяжелый разговор, поделились секретами в темноте.
— Мне жаль, Ретт.
— Мне не было и двух лет, так что я не помню ее. Но я думаю, что это хуже всего. Я упустил эту сторону жизни. Я никогда не узнаю, каково это, когда у тебя есть мама. А мой отец так и не оправился.
Кивая, я говорю:
— Я могу понять это. Но ты знаешь, по крайней мере, твоя мама хотела тебя. — Мои слова звучат ужасно трагично, но я произношу их прежде, чем успеваю передумать. — Мой папа потратил всю свою жизнь, доказывая мне, что он любит меня, и я думаю, что многое из этого делается для того, чтобы компенсировать то, что все остальные вокруг меня полные придурки.
— Кип иногда выводит меня из себя. — Я фыркаю, потому что Кип Хэмилтон и правда умеет выводить людей из себя. — Но я вижу, что он хороший отец. Забавный. Заботливый. Очевидно. Можем мы не рассказывать ему об этой истории с разделением постели?
Мы оба смеемся, думая о его угрозах. О правилах, которые он установил для нас.
— Конечно. Понимаешь, мне потребовалось некоторое время, чтобы смириться, — я машу руками перед собой, — с обстоятельствами моего рождения. С тем, что мой отец может быть несовершенным, но хорошим человеком одновременно. Когда я болела, он оставался со мной каждый день. Он буквально работал в моей больничной палате и спал в кресле в углу, пока какая-то медсестра не сжалилась над ним и не поставила ему раскладушку.
Мой голос срывается. Это всегда вдохновляет меня. Такая любовь, знаете — это редкость. Когда у тебя есть кто-то, кто не оставит тебя, несмотря ни на что. Это точно не о моих матери или мачехе.
Ретт наклоняется и осторожно переплетает свои пальцы с моими, нежно сжимая мою руку. Его мозоли царапают мою кожу, как я и предполагала, и, вопреки здравому смыслу, я не отстраняюсь.