– Мистер Райдер, я уверена, что графиня и мистер фон Винтерштейн правильно понимают ситуацию. Теперь я вижу, что мы проявили бесцеремонность, навязав вам эту встречу, тем более ваше время столь ограничено. Ради Бога, не обижайтесь.
– Уверяю, я нисколько не обижаюсь. Но, если позволите, мисс Штратман, я звоню вам с целью обсудить
– Да, мистер Райдер?
– Это, к примеру, осмотр концертного зала.
– Ах, да…
Я ждал продолжения, но не дождался и заговорил вновь:
– Да, все, чего я хотел, это убедиться, что к моему выступлению все подготовлено.
Мой озабоченный тон заставил мисс Штратман наконец откликнуться:
– Да, понятно. Ясно. Я вас поняла. Я отвела для этого визита время в расписании, но оно невелико. Вы можете убедиться сами. – Она замолкла, и я расслышал шелест бумаги. – С этим пунктом соседствуют два других, весьма важных. Поэтому я подумала, что если придется ужать график, то лучше за счет визита в концертный зал. Если он вам действительно необходим, вы легко сможете повторить его позднее. Соседние пункты, сами видите, сократить не так просто. В частности, встречу с Группой взаимной поддержки граждан: я знаю, какую важность вы придаете общению с рядовыми людьми, неравнодушными…
– Да, разумеется, вы совершенно правы. Полностью с вами согласен. Как вы заметили, я всегда могу выкроить время для повторного осмотра концертного зала. Да-да. Все дело в том, что меня несколько беспокоили… э-э… условия. Я говорю о размещении моих родителей.
С другого конца линии отклика вновь не последовало. Я откашлялся и продолжил:
– Как вам известно, мои мать и отец оба в преклонном возрасте. Их места в концертном зале должны быть специально оборудованы.
– Да-да, конечно. – Голос мисс Штратман звучал слегка озадаченно. – И медики под рукой, на случай каких-либо осложнений. Да, все предусмотрено: вы сами в этом убедитесь, когда будете осматривать зал.
Секунду я обдумывал ее слова, потом уточнил:
– Мои родители. Мы говорим именно о них. Полагаю, мы с вами понимаем друг друга правильно.
– А как же, мистер Райдер! Пожалуйста, не беспокойтесь.
Я поблагодарил мисс Штратман и вышел из кабинки. Возвратившись в кафе, я на мгновение застыл в дверях. На пол легли длинные закатные тени. Две дамы продолжали серьезную беседу, но я не мог угадать, обсуждают ли они по-прежнему мою персону. В дальнем конце я увидел Бориса: он что-то объяснял Софи, и они оба весело смеялись. Несколько секунд я не двигался с места, продолжая обдумывать недавний разговор с мисс Штратман. По зрелом размышлении я решил, что и в самом деле неуместно было предполагать, будто я могу почерпнуть что-нибудь полезное, слушая у графини старые записи Бродского. Несомненно, она и мистер фон Винтерштейн планировали шаг за шагом ознакомить меня с его музыкой. Эта мысль вызвала у меня раздражение – и я порадовался, что пропустил этот визит.
Затем я бросил взгляд на часы и обнаружил, что зря успокаивал мисс Штратман: еще немного – и мы могли опоздать в галерею Карвинского. Я добрался до нашего столика и, не садясь, произнес:
– Нам пора. Мы слишком долго мешкали.
Я говорил довольно настойчиво, однако Софи ограничилась тем, что подняла глаза и сказала:
– Борис считает, что лучших пончиков он в жизни не пробовал. Правда, Борис?
Я обратил взгляд к Борису, но он не смотрел в мою сторону. Я вспомнил нашу недавнюю размолвку, которую совсем было выбросил из головы, и подумал, что, нужно бы произнести слово-другое в примирительном тоне.
– Так ты говоришь, пончики очень вкусные? Дашь попробовать кусочек?
Борис не поворачивал головы. Я ждал несколько секунд, потом пожал плечами:
– Хорошо, не хочешь разговаривать – тем лучше. Софи взяла Бориса за плечо, собираясь призвать его к порядку, но я отвернулся со словами:
– Пойдем, нам пора.
Софи снова подтолкнула Бориса и обратилась ко мне с ноткой отчаяния в голосе:
– Задержимся еще чуть-чуть. Ты с нами почти нисколько не посидел. Борису здесь так нравится. Правда, Борис?
Борис словно бы не слышал.
– Слушай, мы должны спешить. А то опоздаем. Софи вновь бросила взгляд на Бориса, затем на меня: в ее лице сквозило нарастающая досада. Наконец она приподнялась с места. Я повернулся и, не оглядываясь на Софи и Бориса, пошел к выходу.
18