Безутешный счастливчик

В сверхсолнечный день 25 января у костра поет, опустив голову: «Христос воскреси из мертвых, смертию смерть покрыв». Ему: кончай эту муру, иначе сигарету хуй дадим, давай «Дан приказ ему на запад». Исполняет пародию на «Дан приказ». После сигареты, опустив голову, начинает ‹нрзб.›: «И солнце померкнет, и звезды покатятся с неба». Опять: «Кончай эту поебетину, давай Луку Мудищеву» и пр.

О певцах здесь говорят: упал как-то вместе с патефоном с 5-го этажа и с тех пор все поет.

Нынешние народные шуточки: стук, то есть степень стука, измеряется в андропах.

Для чего ты упекла меня в этот каземат, в этот равелин, убийца человеков?

Относительно квартиры на Флотской, предстоящего шестилетия ее. Все пленником себя я здесь считаю, но разве я живу как пленник?

Все полосами. От Архангельска до Поливаново, от Я‹ны› до Ю‹лии› и пр. Николай Чернышевский говорил в аграрных своих статьях, что Россию губит чересполосица.

Покуда я был в Поливаново, стихотворчеством начала заниматься Носова. Вот четверостишье (первая строчка заимствована из Есенина, после ее с Яной поездки в Петушки):

Тут разрыдаться может и корова,
Глядя на это бледное лицо.
Корова разрыдалась бы, но то корова,
А Юлия Рунова ни за что.

Г. Нос. отрабатывает на меня барщину и вдобавок платит моему сыну оброк.

В «Правде» от 23 января Рейган обвиняется в том, что не удосужился взять в руки хоть один том сочинений Ульянова-Ленина.

Меня еще спасает то, что каждый из них – один, а меня много.

2 февраля – И вот что странно: четвертую неделю подряд ни единого плотского позыва.

9 февраля – Весь день валят снега. В церковном подполе с ломиком и раствором. Все так же спокоен, бодр и уравновешен. Вечер песен Высоцкого. Краткий визит Коли Мельник. Начало немецкого.

10 февраля – Солнце и почти минус 10 градусов. Снова бодро, снова в том же церковном подполе, раствор и раствор. И не надо глядеть на дорогу и ждать кого-нибудь. Чуть немецкого фев. Сплю мертвецки.

11 февраля – В ночь сулили минус 18–20 градусов. Ничего подобного. Снова каменщицкие работы в церковном подвале. По-прежнему никого не ожидаю. Вечером – русская историография и немецкий. Спокоен, деятелен, ничем и никем не обуян. 1982 год вспоминаю без чувств и с недоумением.

12 февраля – И обещанных оттепелей нет. По случаю субботы – освобождение от работ. Переговоры в верхах: окончательно установлена дата освобождения: пятница, 18 февраля. Поглядываю на дорогу: немецкий и чтение урывками и ‹с› неохотой.

Лозунг в Поливанове: «Каждого 18-го алкоголика ожидает падучая болезнь».

Выписан 18 февраля 1983 года с итоговым диагнозом: «дипсомания».

В журналах 8 марта слишком много о «горькой доле прекрасного пола в странах капитала».

Вот о женщинах Нью-Йорка:

«Все больше и больше женщин опускаются на дно жизни. Они прозябают на улицах, курсируя от одного мусорного ящика к другому».

7 марта, промеж и без того-то хмуростей, узнаю о вчерашнем торжестве ХДС.

11 марта – В качестве сиделки Коля М. за имбирной (он, конечно). Я лежу со 2 марта. Потом – Иринка. Потом – звонок незнакомки и появляется Вера Ворошилова. Ожидаю опекуншу Черных и вечернего бегства на «Юго-Западную». Конец малины. Вторжение (учтивых) санитаров. «Вен. Вас., Вен. Вас.». Вселение – и опять в 4-е.

12 марта – 4-е отделение. Тут же распоряжение в реанимацию. («Разве я в ней нуждаюсь?» и пр.) Реанимация. Ласково приветствует Маз‹урский› и Нат. Викторовна. И сразу под капельницу. От Г. приносят беломору и соку. Ходят слухи, что в связи с карантином свидания запрещены. Безрадостный вечер.

13 марта – Чуть оживаю, но без всякого аппетита. Повезло: с утра на ногах, знакомство с бойким врачом-усачом, чаепития, телевизор и пр. Гости: Г. всего на несколько минут, уступает место прибежавшей Ир. Все. Теперь у меня уже есть голубая рубашонка, бумага, etc. Слаб.

14 марта – Вот вопрос: как быть с Ю.? До 25-го меня не выпустят никоим образом, я убедился. Пошло прахом, что меня прямо отсюда уберут домой (вчерашнее Г. заявление). Предстоит 30-е отделение, и неизвестно насколько. Все равно, увереннее с каждым днем, солнце, капели и потихоньку отступание сугробов.

Странный психический недуг в больнице 21–22 марта. Голова одновременно пустопорожна и тяжела. Оцепенение и нервозности. Беззаботно и крайне безрадостно.

Атмосфера в Кащенко в конце марта очень напоминает прошлогодний апрель здесь же. Снова сгребают и жгут листья. Птахи и букашки. И те же еврейские провокации, только на этот раз на сирийской границе. И на этот раз все это вместе – грустнее во сто крат.

Загадал 24 марта: вот когда оттает эта узкая полоска изо льда и снега промеж двух лип – и выйду на волю.