— Нет ли стерлядок хороших? — спрашивает пассажир на волжском пароходе.
— Стерлядями хвалиться не буду! Порционная стерлядь нынче пошла!
— Что ж стерлядей, что ли, нет?
— Стерлядь есть, пассажира нет! — угрюмо отвечает белый меланхолик. — Кончили стерлядей есть! «Не по делам», говорят. Порционную за 55 копеек спрашивают. Порционные есть. Хорошими служить не могу!
— На пристани взять надо!
Повар только безнадёжно машет рукой:
— К нам, к пароходу, хороший рыбник и не подъезжает! Мелкоту берём! Хорошего товара не едят!
— Да что же, дорога, что ли, стерлядь?
Повар презрительно усмехается:
— Какое там дорога? За три целковых такую подам, — в Москве двадцать пять заплатить надо. А только и три рубля ноне всякому тяжко. «Не по делам — быть, — милый»!
Зато все первоклассные парижские рестораторы объявили, что с этой зимы они будут угощать почтенную интернациональную публику:
— Знаменитыми русскими стерлядями и знаменитыми русскими судаками!
В Cafe de Paris повалит пар от янтарной ухи, в Armenonville’е понесут на блюдах аршинных стерлядей, облитых красным томатовым соусом.
Строятся, говорят, специальные вагоны бассейны, чтоб возить наших стерлядей в Париж живыми.
И газеты будут радоваться и ликовать и славословить:
— Новый предмет отпускной торговли! Расчётный баланс будет ещё лучше!
Странная это радость!
Это всё равно, что человек сегодня продал бы с себя на толкучке сюртук, завтра жилет, послезавтра самые панталоны, — да ещё радовался бы:
— Ах, какую я оживлённую торговлю веду!
Печалиться, казалось бы, скорее следовало, что нам даже трёхрублёвая стерлядь самим не по карману!
— Ну, — говорит опечальный пассажир, — дай хоть икры свежей, что ли!
Повар снова мнётся:
— Икрой тоже похвалиться не могу! Настоящей икры нету. Платим дорого — два, два с полтиной фунт — сами. Но настоящей икры нету. Настоящую икру немец с французом да англичанин едят! Вся икра из Астрахани на Вену идёт!
Зато в Париже нет теперь ресторана, где бы не было отличной свежей «русской икры», и нет мало-мальски сносного парижанина, который не лакомился бы ею перед завтраком.
Тоже в расчётном балансе статья!
Да что стерляди, что икра! Предмет всё-таки хоть и не большой, но роскоши.
— Яиц всмятку дайте! — тоскливо приказывает пассажир.
Яйца тухлые.
— Теперь, извините-с, — говорит официант, — от Ярославля до Астрахани нигде хороших яиц не найдёте! Яйца идут за границу. Прасолы весь хороший товар для заграничных покупателей скупают. А на месте остаётся брак.
— Что ты, братец, врёшь? Как так, кроме тухлых, яиц нет?
Вы на пристани подходите к бабе:
— Хороший товар?
— Где уж хорошу-то быть? — простодушно отвечает баба. — Хорошо-то яичко нынче немец ест. К нему возят. Так товаром, который залежался, торгуем!
И ест вся Волга «брак всмятку».
Если вы будете в Париже, рекомендуется вам зайти в «Русскую торговую палату».
Она помещается на rue de la Paix, где все шикарные портнихи, где шныряют все самые шикарные кокотки.
Это приятно.
В палате заседает премилый народ, который может рассказать вам все парижские новости: кто вчера ужинал у Максима, с кем такая-то живёт и почему такой-то такую-то бросил.
«Русская торговая палата» получает казённую субсидию и выпускает отчёты о «деятельности»:
«Такой-то член палаты получил почётного легиона. Тому-то дан с бантом, а тому на шею».
В торговом отделе отчёта из года в год восхваляется всё одна и та же заслуга палаты перед отечеством:
«Палата занялась яичным вопросом. Благодаря деятельности палаты, развился отпуск яиц из России».
И палата с гордостью добавляет в конце статьи:
«Новый предмет экспорта отлично отразился на итогах нашего расчётного баланса».
Каждый год, когда публикуются цифры расчётного баланса, этот день бывает днём радости и ликования:
— Цифра вывоза — показатель процветания страны. Мы всё вывозим и вывозим!
Забывается при этом, что вывозится не избыток, а последнее. Мы молимся этому божеству, которое называется «расчётным балансом».
Каких-каких жертв мы не приносим! Питаемся тухлыми яйцами, чтоб свежие продать за границу, отказываемся от лакомого куска, чтоб полакомились иностранцы, едим хлеб с мякиной, чтоб хороший хлеб весь продать.
Приносим жертвы и ещё радуемся.
Что уж совсем забавно!
Мне кажется, что день, когда опубликовываются цифры расчётного баланса, справедливее должен был бы быть днём всеобщей печали.
Плакать в такой день приличнее, чем предаваться веселью.
И чем громче, чем крупнее цифра нашего вывоза, тем глубже, сильнее и искреннее должна быть общая печаль.
Это будет логичнее.
Ведь это значит:
— Другие будут есть, а не мы!
После Нижнего (Трагедия)
Аркадий Счастливцев, актёр и пеший путешественник.
Тит Титыч Брусков, московский 1-й гильдии купец, мануфактур-советник и тоже пеший путешественник.
Погорелая баба.
Действие происходит по совершённом окончании ярмарки в первых числах сентября.