Безымянлаг

Вкусная еда преображала мир. Холод снаружи перестал кусать, снег не мешал шагам, а бодро поскрипывал, даже свет желтых фонарей стал веселее, а дороги короче. Вот только зэк не знал, куда ему идти. Улицы лагеря были одинаковыми, номера палаток и бараков ни о чем ему не говорили, ведь нужного он не знал. Он помнил, что здание стоит на пригорке, но видел его только днем, а зимняя ночь меняла лагерь. Снаружи никого не было. Конечно, рано или поздно пройдет охранник или заключенный, но долго ждать на морозе не хотелось. Седой зэк открыл дверь ближайшего барака, зашел в темный предбанник и, открыв дверь внутреннего помещения, замер. Он попал в барак вохров.

– Ты че здесь забыл? – с удивлением спросил ближайший к нему боец.

– Не могу найти свой барак, гражданин начальник.

– Ты совсем охерел, падла? – не сразу осознав смысл просьбы, выдавил вохр.

– Мне нужно попасть в барак бригады Берензона.

– Зачем? – недоверчиво, но с интересом спросил боец.

– Я в нем живу, гражданин начальник, с сегодняшнего дня.

– Подожди в прихожей, сейчас провожу, – безрадостно сказал вохр и начал одеваться.

Седой зэк осматривался. Барак вохров был точно таким же, как и у заключенных. В предбаннике стояла сушилка, в открытую дверь виднелись ряды тех же нар, разве что с постельным бельем. Тот же тусклый свет керосинок, тот же запах грязи и табака. Боец был готов.

– Это про тебя Марков рассказывал, что ты голову Хорьку раздавил?

– Я при этом присутствовал, – расплывчато ответил седой зэк.

– Я б и сам Хорьку голову оторвал, да всем вам, падлы. Ничего, пройдет ваше время, как вас, тварей, прикормили, так же к стенке поставят. – Седой не возражал, отчасти потому, что был согласен с охранником и понимал его чувства. Отказать ему тот не мог из страха перед Берензоном, но смиряться с этим не хотел. – Рожа у тебя вроде не блатная, как тебя в бригаду угораздило?

– Случайно.

– Береги шею тогда. Хреновая сегодня будет ночь. Вон на том пригорке – ваши хоромы, – указал вохр. – Угости хоть папиросой, ударник.

– Еще не обзавелся, гражданин начальник, – соврал седой зэк.

Боец ему не поверил и, покачав головой, пошел назад.

Седой зэк поднялся и прошел в прихожую. Из-за закрытой двери доносился приглушенный гул голосов. Зэк вытер ноги, немного постоял, отогреваясь и прислушиваясь, и шагнул в свой новый дом.

Первое, что увидел седой зэк, войдя в блатной барак, – ничего блатного в бригаде Берензона нет. Не было среди этих людей авторитетов, не соблюдались воровские законы. Это было понятно сразу – по лицам, по взглядам, по голосам и разговорам. Но не были собравшиеся здесь люди и обычными заключенными: седому они напомнили разбойничью шайку, из тех, что жили на берегах Волги со времен Разина.

В бараке было много света, по лагерным меркам, и очень жарко. Под потолком висел густой папиросный дым, а на нарах были не только матрасы, но и одеяла с подушками. Жили здесь богато.

– Подскажи, где свободная койка? – спросил седой зэк у казаха с плоским лицом, штопавшего рубашку.

– А ты кто?

– Это Дед! Давай сюда, здесь твой топчан, – крикнул пожилой мужчина, старше седого, и хлопнул по застеленным нарам. – Не помнишь меня? А это я тебе вчера номер рисовал. Я всегда этапам номера подновляю, присматриваюсь к новеньким. Я тебя сразу заприметил и Берензону рассказал. Я художник…

– Маляр, – подали голос с верхних нар.

– Маляр – кличка, по призванию – художник, – добродушно возразил старик. Его лицо было покрыто паутиной морщинок, как у человека, чья жизнь прошла под открытым небом. – Я Берензону и подписи, и документы рисую, печать могу с закрытыми глазами подделать. Ты располагайся, Дед, не слушай меня. Вот твои нары нижние, вот мои рядом, мы соседи, значит. Вот тумбочка твоя, пустая, конечно, вещи Хорька мы на память разобрали, царствие ему небесное. Ты сам откуда?

– С Сибири.

– А выговор не сибирский. Ты из бывших, что ли?

– Все мы бывшие, – сухо отрезал седой зэк, укладываясь на нары.

– И то верно, – примирительно сказал Маляр. – Кто больше, кто меньше. Вот Хорек совсем отбыл, а мы только прибываем…

На кровать к седому внезапно прыгнула худая черная кошка с белым пятном на груди и нежно потерлась об его ногу.

– Смотри-ка, сразу тебя полюбила, – усмехнулся Маляр.

– Жратву почуяла, – объяснил зэк, отщипывая кусочек сала из кармана и протягивая кошке. Она взяла еду, кивая головой, проглотила, замурлыкала и легла рядом.

– Вот ведь тварь, – с умилением глядя на кошку, проговорил Маляр. – Целыми днями где-то шляется, а ночевать всегда сюда приходит.

– Так у вас тепло, – объяснил седой зэк. – А как зовете ее?

– Нет у нее имени, – Маляр помолчал. – Безымянкой зови.

Дверь с шумом раскрылась, и Снегирь вкатил внутрь жестяную бочку. Все с интересом наблюдали, как он катит ее к дальней стене рядом со своими нарами.

– Снегирь, че в бочке-то?

– Спирт, братва, спирт. По трехе за кружку, как родным, – с гордостью объявил Снегирь под одобряющий гул голосов.

Вдруг в бараке стало тихо, только кошка мурлыкала под ладонями седого. У входа возник боец в форме НКВД. Снегирь как-то по-детски прикрыл бочку собой.