Эти страницы из моего желтого отрывного блокнота уничтожила одна-единственная спичка. Пламя жадно пожирало мои слова, написанные курсивом синими чернилами.
Вот содержание страниц, превратившихся в золу:
Эйприл стучится в дверь через шесть минут после назначенного времени.
Для нее это обычное явление: пунктуальность ей не свойственна.
В кухне я предлагаю ей угощение: «Шабли», гроздь черного винограда, кусочек «бри».
Эйприл устраивается на высоком табурете, с готовностью собираясь обсудить предстоящее собеседование в небольшом рекламном агентстве. Она дает мне распечатку своего резюме и просит посоветовать, как лучше объяснить, почему у нее такая пестрая трудовая биография.
После нескольких минут ободряющей беседы я надеваю ей на запястье свой миниатюрный золотой браслет, которым она неоднократно восхищалась.
– Для уверенности, – говорю я. – Он ваш.
Вдруг атмосфера вечера резко меняется.
Эйприл отводит глаза. Утыкается взглядом в колени.
Поначалу создается впечатление, что ее переполняют позитивные чувства.
Но она произносит дрожащим голосом:
– Мне кажется, что эта работа позволит мне начать новую жизнь.
– Вы этого заслуживаете, – говорю я, подливая ей вина.
Она двигает браслет вверх и вниз по руке.
– Вы так добры ко мне.
Но в ее тоне – не благодарность, он наполнен каким-то более сложным чувством.
Каким – сразу не поймешь.
Я и не успела понять; Эйприл вдруг наклоняется, закрывает лицо ладонями и заходится в рыданиях.
– Простите, – начинает она сквозь слезы. – Тот мужчина, о котором я вам говорила…
Очевидно, она имеет в виду мужчину, с которым познакомилась как-то в баре, привела домой и буквально «заболела» им, а ведь он намного старше нее. Это нездоровое влечение Эйприл мы старались преодолеть в ходе многочасовых неформальных бесед; и нынешний рецидив меня огорчает.
Но мое нетерпение необходимо скрыть:
– Я думала, вы с этим покончили.
– Так и было, – отвечает Эйприл, по-прежнему не поднимая заплаканного лица.
Наверняка осталось какое-то неустраненное обстоятельство, которое мешает ей жить дальше; необходимо выявить его.
– Давайте вернемся к самому началу и сделаем так, чтобы вы забыли этого мужчину раз и навсегда. Итак, вы зашли в бар, и он там сидел, так? – подсказываю я. – Что случилось потом?
Нога Эйприл начинает совершать вращательные движения, словно пропеллер.
– Дело в том… Я не все вам рассказала, – произносит она с запинкой. Отпивает большой глоток вина. – Вообще-то я познакомилась с ним, когда пришла к нему на прием. Он психотерапевт. Правда, больше на консультации я к нему не ходила – была только однажды, в тот первый раз.
Шокирующая новость.
Психотерапевт, который спит с пациенткой (даже если Эйприл находилась под его опекой совсем недолго), должен быть лишен лицензии. Ясно же, что этот аморальный человек воспользовался беззащитностью эмоционально неустойчивой молодой женщины, которая обратилась к нему за помощью.
Эйприл смотрит на мои сжатые кулаки.
– Отчасти я виновата сама, – поспешно произносит она. – Я не давала ему проходу.
– Нет, вы не виноваты, – с жаром в голосе говорю я ей, тронув ее за руку.
Ей потребуется дополнительная помощь, чтобы преодолеть убеждение в том, что это произошло по ее вине. Cилы были неравны, она стала жертвой сексуальной эксплуатации. Но пока я даю ей выговориться, облегчить бремя, что давит на нее.
– И я не случайно встретилась с ним в баре, – признается она. – После того первого сеанса я сразу же влюбилась в него. И… и однажды вечером, когда он вышел с работы, я последовала за ним.
Ее дальнейший рассказ о встрече с психотерапевтом соответствовал тому, что она говорила раньше: она увидела его в гостиничном баре, он сидел один за столиком для двоих; она подсела к нему. Вечер они закончили в постели у нее дома. На следующий день она ему позвонила и отправила эсэмэску, но он целые сутки не отвечал. А когда наконец ответил, стало ясно, что он больше не хочет с ней встречаться. Она продолжала его донимать: звонила, писала, предлагала встретиться. Он неизменно отказывал ей – вежливо, но твердо.
Эйприл излагает свою историю отрывками, с паузами между предложениями, – словно стараясь тщательно подбирать каждое слово.
– Он – гнусный человек, – говорю я. – Неважно, кто все это начал. Он использовал вас, злоупотребил вашим доверием. По сути, совершил уголовное преступление.
Эйприл качает головой.
– Нет, – шепчет она. – Я тоже накуролесила дай бог. Прошу вас, не сердитесь на меня, – с трудом выдавливает она. – Я не хотела вам говорить. Стыдилась. Но… вообще-то он женат.
При этом ужасном откровении я с шумом втягиваю воздух.
Самое первое, что сделала Эйприл – еще до нашей первой личной встречи, – пообещала быть честной. Став Респондентом № 5, она подписала соглашение об этом.
– Эйприл, вы сразу должны были это оговорить.