Утром я ей позвонила и, представляясь, объяснила, что вместе с Эйприл училась в Лондоне, когда мы обе были студентками младших курсов университета. Миссис Восс изъявила желание встретиться со мной. Я на пять лет старше ее дочери, и, чтобы скрыть это, воспользовалась косметикой из своего рабочего чемоданчика: гладкая чистая кожа, розовые губы, коричневая тушь и подкрученные ресницы омолодили меня на несколько лет. Высокий «конский хвостик», джинсы и кеды «Converse» дополнили мой «юный» образ.
– Я так рада, что вы пришли, – уже во второй раз произносит миссис Восс. Я же тем временем незаметно оглядываю комнату, стремясь почерпнуть новые сведения о девушке, с которой у меня в чем-то очень много общего, хотя во всем остальном мы абсолютно разные.
Потом миссис Восс просит:
– Расскажи, что ты помнишь о ней?
– Что я помню… – Мой лоб покрывается испариной.
– То, что мне, например, не может быть известно? – подсказывает она.
Я никогда не была в Лондоне, но помню фотографии Эйприл в «Инстаграме», сделанные в том семестре.
Ложь легко слетает с языка, словно только и ждала подходящего момента. Тесты доктора Шилдс научили меня играть ту или иную роль, но это не изгоняет тошнотворного чувства, осевшего в животе.
– Она много раз пыталась рассмешить гвардейцев у Букингемского дворца.
– В самом деле? И как же? – оживляется миссис Восс, жаждая услышать неведомые ей подробности из жизни дочери. Новых воспоминаний об Эйприл у нее уже не будет, рассуждаю я, вот она и стремится почерпнуть все, что можно, из прошлого дочери.
Я бросаю взгляд на одетый в рамку плакат в углу комнаты Эйприл. На нем размашистым курсивом выведено: «Пой так, будто тебя никто не слышит… Люби так, будто тебе никогда не причиняли боль… Танцуй так, будто на тебя никто не смотрит».
Мне хочется «вспомнить» что-то такое, что порадовало бы миссис Восс. Может быть, размышляю я, если она сумеет представить дочь в один из счастливых моментов ее жизни, это несколько смягчит безнравственность моего поступка.
– Ой, она так смешно танцевала, – отвечаю я. – Гвардейцы и не думали улыбаться, но Эйприл клялась, что видела, как у одного из них дрогнули уголки губ. До сих пор перед глазами стоит ее танец… Я тогда чуть от смеха не лопнула.
– Неужели? – Миссис Восс подается вперед всем телом. – Она же танцы терпеть не могла! Что это на нее нашло?
– Так это она на спор. – Нужно как-то направить разговор в другое русло. Я пришла сюда не для того, чтобы потчевать скорбящую мать дурацкими выдумками.
– Мне так жаль, что я не смогла быть на похоронах, – произношу я. – Я живу в Калифорнии, только что вернулась в Нью-Йорк.
– Минуточку. – Миссис Восс поднимается с кровати и идет к письменному столу у меня за спиной. – Вот, возьмите программу службы. Здесь фотографии Эйприл разных лет. Есть даже лондонской поры.
Я смотрю на бледно-розовую обложку. На ней над именем Кэтрин Эйприл Восс – выпуклое изображение голубя и цитата курсивом: «И в конце концов ценна лишь та любовь, которой предаешься без остатка». Внизу – даты жизни и смерти Эйприл.
– Красивое изречение, – тихо молвлю я, сомневаясь, что подобрала верные слова.
Но миссис Восс с готовностью кивает.
– За несколько месяцев до смерти Эйприл подошла ко мне и спросила, знакома ли мне эта фраза. – В глазах миссис Восс появляется задумчивое выражение, губы раздвигаются в улыбке. – Я ответила: конечно, знакома; это строчка из песни «Битлз» «The End». Ей, разумеется, это ни о чем не говорило: они ведь были популярны очень давно. Мы загрузили эту песню на ее «Айфон» и прослушали вместе, надев по одному наушнику.
Миссис Восс отирает слезу.
– После того, как она… в общем, мне вспомнился тот день, и я подумала, что это самая подходящая эпитафия.
Я убираю программу в сумку. Не представляю, какой ужас испытала бы миссис Восс, если б узнала, что выбранное ею изречение хитро вплетено в зловещую паутину, которая опутала и сгубила ее дочь, думаю я.
– Весной вы много общались с Эйприл? – спрашивает миссис Восс. Она уже вернулась на кровать и теперь тонкими пальцами неугомонно теребила шелковую кисточку декоративной подушки.
– Да нет, не очень, – качаю я головой. – У меня были проблемы на личном фронте, все разбиралась со своим парнем и на время утратила связь с друзьями.
– Ох, девочки, девочки, – качает головой миссис Восс. – Эйприл тоже с мужчинами не везло. Она была такая ранимая. Всегда очень тяжело переживала неудачи.
Я киваю.
– Я даже не знала, интересен ли ей кто-то, – говорит миссис Восс. – Но после… одна из ее подружек сказала, что она…
Я затаиваю дыхание, надеясь, что она продолжит.
Морщу лоб, будто вспомнила что-то.