Безымянная могила

На следующий день в полдень Лазарь принес весть, что отец наш скоропостижно скончался и мать просит, чтобы я не показывалась на похоронах. Я была не в состоянии плакать, хотя отца очень любила; Лазаря я обняла и велела поцеловать мать, Марфу, а потом долго сидела в углу и вспоминала отца. Иисус пришел вечером; ты печальна, Мария Магдалина, говорит, а я улыбнулась и ответила: умер отец мой, мне передали, чтобы я не появлялась на похоронах его. Видишь, какова жизнь, сказал он и поцеловал меня в лоб. Не печалься, сказал еще Иисус, и тут я торопливо призналась ему, что, наоборот, счастлива, потому что вижу его, потому что он рядом. Я люблю тебя, сказала я ему. Он улыбнулся загадочно, коснулся плеча моего; я тоже тебя люблю, сказал — и удалился с другими. Так я и жила среди них, стирала, убирала, готовила, Иисус уходил на целые дни, я ждала его, а когда приходил он, омывала ноги его, вытирала волосами своими и целовала. Он, усталый, сидел и молчал. Я от него не отходила, спрашивала, не хочется ли ему чего-нибудь, он отвечал, ничего, тогда я брала его руку, прижимала ее к лицу своему, вот так, хорошо, шептал он, закрыв глаза. Не знаю, о чем он в такие минуты думал.

Прошли месяцы. Однажды у нас появилась Марфа, глаза у нее были красные, мать тоже умерла, сказала она плача, ее уже похоронили, и я теперь могу возвратиться домой. Иисус снова ушел на несколько дней, а когда вернулся, я сказала: я тебя очень люблю, сейчас возвращаюсь в Вифанию, там буду ждать тебя. Правильно делаешь, ответил он; потом сел и задумался. Я стояла перед ним на коленях, ждала его слов. Я покину тебя, сказал он спустя долгое время; нет, это невозможно, ответила я и умоляюще положила руку ему на колени. Он прикрыл веки, сидел кивая, потом взял мою руку в свои; да, продолжал он, я скоро покину тебя, и ты тоже меня покинешь, моя радость. И все-таки я тебя не покину, однако ты останешься в одиночестве. Не понимаю тебя, сказала я в отчаянии, я тебя очень люблю, больше жизни, и обняла ноги его, и целовала руки его, я тебя никогда не покину, такого не может быть, и я заплакала и лишь повторяла сквозь слезы: единственный мой. Ты не прислуга, Мария Магдалина, сказал он тихо, и я не господин твой. Ты любишь жизнь, а я на нее смотрю как на смерть. Поэтому говорю, что покину тебя, и ты тоже меня покинешь. Тщетно протестовала я, тщетно сжимала руки его, тщетно плакала, говорила, что не пойду домой, лучше останусь с ним рядом. Он взял в ладони лицо мое, прошептал: ты должна вернуться домой, плохо, когда нет в доме хозяйки. Поцеловал меня в лоб, в глаза, ступай, сказал, я тебя навещу.

В Вифании, в этом вот доме, я ждала его каждый день. Ни брат, ни сестра не упрекали меня ни в чем, не напоминали о прошлом. Люди на улице сначала меня обходили, показывали на меня пальцем, дескать, вот идет падшая женщина, я не обращала на это внимания, даже не досадовала. По Иисусу я тосковала все больше; на рассвете и на закате стояла у дома, ожидая его, и часто казалось мне, что я его вижу, что он приближается, и я кричала ликующе: Марфа, Лазарь, смотрите, дорогой гость к нам идет. Но он все не приходил…

Рассказывать дальше, Лука? Дальше будет еще печальнее.

— Я слушаю тебя, Мария Магдалина, — сказал Лука.

— Знай, что я была тогда молода и все еще красива. Симон, фарисей, мой прежний хозяин, сказал однажды вечером, что хочет спать со мной. Я сопротивлялась, но я же была служанкой. Он был ласков со мной, щадил меня, а я, обнимая его, представляла, что обнимаю Иисуса. Раскаяния я не чувствовала — и все же он прогнал меня. Здесь, в Вифании, меня позвал к себе сын учителя, он был первый, кто заговорил со мной, и я была рада этому. Странный он был юноша: готовился стать раввином, волосы у него поседели невероятно рано, недавно умер он от какой-то болезни. С ним я тоже спала, а наутро снова стояла в воротах, ждала любимого своего, Иисуса. Юноша был со мной ласков, благодарил меня и вручил подарок. Я и тогда не чувствовала раскаяния. Ты правда не разочаровался во мне, Лука?

— Я слушаю тебя, Мария Магдалина, — сказал Лука.