Безымянная могила

Было уже ясное утро. Я подошла почти к самому склепу, когда услышала топот. Это бежал Иоанн, за ним с трудом поспевал Симон. Иоанн то и дело останавливался и поджидал Симона. Тот был весь в поту, Иоанн тяжело дышал. Симон вопросительно взглянул на меня, я развела руками и показала на зияющий склеп. Иоанн бочком отошел в сторону, видимо, ему стало страшно. Симон бросился в склеп и спустя минуту вышел, молча покачал головой, вытер ладонью пот со лба. За ним приблизился к входу и Иоанн, заглянул внутрь и сказал мне упавшим голосом: я к тебе зайду потом, Мария Магдалина. Они ушли. Ноги меня не держали, я села на землю. Все было так непонятно и так невероятно… Я снова вспомнила, нет, ощутила всем сердцем, что Иисус любил меня не так, как я любила его… и вот он в самом деле покинул меня, как сказал, и я разрыдалась снова. Такой несчастной я никогда еще не была; я сидела на земле и плакала, плакала. Солнце начинало уже пригревать. Какой-то человек обратился ко мне, спросил тихо, почему я плачу. Я вдруг ощутила, что не понимаю, где я и что со мной; у меня вырвалось сквозь рыдания, что я ищу тело возлюбленного своего, хочу забрать его с собой. Должно быть, он подумал, что я тронулась умом, но не ушел, а сказал приветливо, что он тут служит сторожем и что советует мне уйти: пусть возлюбленный мой покоится с миром. Я тогда закричала, что ушла бы, и пусть он покоится, но его нет здесь, и потому я и хочу его найти, чтобы он наконец обрел покой. Редко, правда, но все же случается, сказал он так же участливо, что умершего приходится спешно положить в могилу, а позже, когда наступит более спокойное время, его хоронят уже окончательно; должно быть, это произошло и с телом возлюбленного моего. И я опять закричала: но кто забрал его и куда похоронили его? И кладбищенский сторож ответил тихо: не знаю, хотя кладбище это никто не знает лучше меня. И стал рассказывать, что этот склеп принадлежит одному богатому человеку, он только недавно его построил, много денег в него вложил, хоть сам жить наверняка будет долго, богатые люди вообще живут долго, а вот место упокоения себе готовят заранее. Я его перебила и опять сказала ему, что возлюбленного моего положили сюда, вот и пелены его погребальные, и плат наголовный, и тогда садовник вошел в склеп, а выйдя оттуда, сказал: и правда, чего это его унесли нагим и если унесли, то почему плат наголовный так аккуратно сложен? И стал говорить, что у богатых каких только не бывает причуд; скажем, богач приказывает положить в склеп, на будущее, и пелены, и плат, а потом приходит, смотрит, представляет себя покойником — и от этого успокаивается: вот-де он все еще жив, значит, он победил. Еще сторож рассказывал: встречаются чудаки, и немало, которые осматривают склепы друг друга и хвалят их, какие, мол, они удобные и просторные и какая приятная прохлада внутри. А то еще приносят с собой благовония и мази… Тут я взмолилась: но мой-то возлюбленный где покоится, я даже тело его умастить не успела, не успела поклониться ему… и била кулаками по земле от отчаяния, а сторож сказал: ничем тебе не могу помочь, нет на кладбище новых могил, и протянул мне руку, чтобы поднять с земли. И на прощанье сказал еще: покойник потому и покойник, что его нет среди живых.

Потому что его и в могиле на самом деле нет, только тело его истлевает в земле. Взяла я свою корзину и, шатаясь, пошла прочь. Слезы мои иссякли.

Когда я, идя по тропинке, повернула к воротам, то еще раз оглянулась на склеп и увидела сторожа: он как раз выходил из склепа, и на руке у него белели под солнцем свернутые пелены. До сих пор не знаю, где похоронен Иисус. Иоанн сказал, что воскрес он, он сам его видел. Может, правда… Недавно от Анании пришла грамота с печатью, его завещание, в котором он оставляет мне в наследство какой-то участок земли. Землю Горшечника в Иерусалиме. Потому, наверно, что мой отец тоже горшечником был. Но это уже другая история.

— А при чем здесь Анания? — Лука наклонился вперед. — Ты его знала?

— Говорю же, это другая история. — Мария Магдалина снова отпила молока с медом. — Себе-то ты почему не принес? Есть и молоко, и мед. Или не понравилось?

— Понравилось, но не хочу больше. Слушаю тебя, женщина. Мария Магдалина вздохнула.

— Иоанн у нас спрятался и потом много лет тут жил. Первое время он такой был… наивный: или весь восторгом горит, или чуть от страха не умирает. Потом уж он возмужал, не так боялся всего. Часто сидел, погрузившись в какие-то думы. Это он нам сказал, что Иисус воскрес; он часто рассказывал, как тот им явился, хотя дверь была заперта на засов. Говорит, сначала они глазам своим не поверили; они в темноте сидели, боялись лампаду зажечь, Фома даже к ранам Иисуса прикоснулся, чтобы убедиться, что это он, учитель.