Безымянная тропа (ЛП)

Мэри наблюдала за молодой парой с дороги. Они стояли у входа в церковь Святого Михаила, в обрамлении ее готической арки, улыбаясь доброжелателям, которые собрались, чтобы разделить их большой день. Так же, как и семья, и близкие друзья, которые высыпали из церкви следом, были и прохожие, такие как Мэри, которые улучили минутку, чтобы поглазеть на «мечту молодых возлюбленных», пока дети стояли вокруг, надеясь, что друг жениха бросит пенни на улицу.

Жених был местным парнем: высоким и симпатичным, но с небольшими перспективами. Невесте было не больше восемнадцати лет. Мэри заметила ее застенчивость и то, как та неуверенно цеплялась за руку своего новоиспеченного мужа, будто это действие пока не ощущалось естественным. Термин «краснеющая невеста», должно быть, был придуман для нее, и Мэри думала, что знала почему. Конечно же, Мэри не была единственной, кто задумался о том времени, когда свадебное торжество подойдет к концу, а гости разъедутся. Невеста, определенно, была девственницей, если только, конечно же, она по глупости не позволила себе лишнего в момент слабости, и, если так и было, будет удивительно, если мужчина все еще будет хотеть жениться на ней. Однако, предположительная добродетель невесты, означала, что вся деревня знала, чем они займутся сегодня ночью, если брак следует консуммировать. Это казалось Мэри ужасающим вмешательством в личную жизнь, но ей пришлось признать, что она была также повинна в этом, как и остальные.

Женщина не могла перестать представлять себе эту сцену в своем неопытном уме. Она разденется для него или он снимет с нее одежду своими большими грубыми руками? Каково будет, когда он, наконец, положит ее на кровать и возьмет? Будет ли он нежным или будет вести себя, как животное, как она слышала, что мужчины иногда ведут себя, когда их охватывает страсть?

— Пенни для них? — спросил Генри, когда подкрался к ней сбоку, а Мэри не заметила.

— Я не думала ни о чем в особенности, — сказала она.

Шафер бросил горсть пенни в воздух, и они приземлились на дорогу. Несколько молодых мальчишек бросились подбирать их, когда те покатились во всех направлениях.

Отец Мэри вышел из церкви, все еще одетый в ризу. Он покинул свою паству, чтобы поговорить с Генри, отчего в-скором-времени-жених встал немного прямее, будто находился на параде.

— Мы увидим вашего брата в церкви этим воскресеньем, Генри? — спросил викарий.

— Я спрошу его, — заверил Генри викария, — снова.

— Ни один человек не нуждается в утешении и поддержке религии больше, чем тот, что был на войне, — заверил Генри проповедник Райли, затем он посмотрел на небеса, пока силился вспомнить цитату. — «Облекитесь во всеоружии Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских», — процитировал он для Генри. — Я считаю, что на вашей семье хорошо скажется, если Джек выберет присоединиться к нам на молитве, — сказал он молодому мужчине, затем улыбнулся, — но вы не хранитель вашего брата.

— Нет, — ответил Генри, — но я попытаюсь.

— Вы можете сделать больше, — сообщил ему проповедник.

— Мы собираемся пойти на прогулку, отец, — сказала ему Мэри, чтобы избавить Генри от излишнего дискомфорта.

— Не припозднись, — сказал он ей. Все в деревне знали, что антиморальные действия всегда происходят после наступления темноты. Молодые, ухаживающие пары были тогда, особенно, восприимчивы к своим позывам, и легко могли «совершить грехопадение», так что Мэри и Генри разрешалось совершать свои ухаживания только в приличные часы.

— Мы не задержимся, — заверила отца Мэри, хоть она ничего не могла поделать с мыслью, что они отсутствовали бы достаточно долго, если бы хотели что-то вытворить.

***

У него в руке был нож, он пристально смотрел на него, смотря вниз на длинное лезвие с острым кончиком.

— Это не займет много времени.

— Это глупо, — сказала она ему.

— Никто не увидит, — сказал он ей. — Никто не узнает.

— Тогда в чем смысл?

— Мы будем знать, — напомнил ей Генри. — Я не думаю, что ты хочешь, чтобы все это увидели.

— Не хочу, — ее беспокоило, как жалобно она произнесла это.

— Мы далеко от протоптанных троп. Единственные люди, которые сюда приходят, будут заниматься тем же, чем и мы.

— Вырезать свои инициалы на дереве, — сухо заметила Мэри, — и сердечко вокруг них.

Генри погрустнел.

— Я думал, тебе оно понравится.

— Так и есть, — сказала она быстро, когда увидела разочарование на его лице. — Правда, — и в попытке подбодрить его она добавила: — ты не закончил наше сердце.

Он совершил последний надрез на дереве складным ножом, оставляя их инициалы, обрамленными грубым, неровным сердцем.

— Вот, — сказал он, довольный своими трудами.