Безымянные культы. Мифы Ктулху и другие истории ужаса

Я уселся на песке. Со всех сторон меня окружали крайне необычного и жуткого облика существа. Если вам удастся вообразить краба-паука покрупнее лошади, то это уже будет не краб-паук, верно? Это будет чудовище. Не только из-за разницы в размерах. Помимо нее, хватало и других отличий между крабом и обитателем Черного Побережья – скажем, как между атлетически сложенным европейцем и африканским карликом-бушменом. Те «крабы», что окружали меня, были куда крупнее любого белого человека.

Они молча наблюдали за мной. Я тоже пребывал в неподвижности, не зная, чего ждать от них – и постепенно холодея от страха. Нет, это не был страх перед свирепой расправой. Я понимал, что «крабы» способны в мгновение ока растерзать меня, но совсем по другой причине душа ушла в пятки.

В буравивших меня очах светился разум – вот отчего леденела моя кровь. И этот разум был несравнимо сильнее моего. Паче того, он имел совершенно иную природу. Такое трудно осознать и еще труднее объяснить. Просто поверьте на слово: я смотрел в глаза чудовищ и понимал, что за этими глазами в черепе скрывается могущественный мозг, и трудится он в других, высших сферах, в измерениях, недоступных нам, людям.

И не было в этом взоре дружелюбия или симпатии, сочувствия или понимания. Не было даже страха или ненависти. Клянусь, это нестерпимая пытка, когда вас вот так разглядывают! Даже в глазах убийцы, за миг до своей гибели, вы прочтете понимание и признание родства, при условии, что убийца – человек. Эти же демоны рассматривали меня, как ученые – червя, которого собираются расплющить на предметном стекле микроскопа. Они не понимают людей, их мозг просто-напросто не способен распознавать и измерять наши мысли, печали, радости и устремления. Точно так же и мы не можем проникнуть в думы и эмоции «крабов». Мы абсолютно непохожие существа! И никакие войны между человеческими племенами и народами не сравнятся по жестокости с бесконечной войной между разными биологическими видами. Считается, что все живое на свете произошло из одного источника. Но я более не способен в это верить.

Итак, твари, что не сводили с меня холодного взора, обладали разумом, но тщетны были мои попытки этот разум понять. Во многих отношениях он превосходил человеческий интеллект, однако эволюция краболюдей шла по отличным от наших путям. Пожалуй, это и все, что я могу сказать о жителях Черного Побережья. Их логика остается для меня тайной за семью печатями, большинство их действий выглядит бессмысленными. Но все же я догадываюсь, что этими действиями руководит ясный, хоть и нисколько не похожий на человеческий, ум, возникший на уровне развития столь высоком, что неизвестно, поднимется ли туда однажды род людской.

Так вот, я сидел на песке, и в моей голове рождались все эти мысли. С неистовой силой на меня обрушивались создаваемые чуждым мозгом волны. Наконец я не выдержал натиска и вскочил на ноги: такой же дикий подсознательный страх охватывает зверя при первой встрече с людьми. Я сознавал, что окружен существами, во многом меня превосходящими. И пусть они омерзительны, пусть я ненавижу их до дрожи – немыслимо бросить вызов столь опасным врагам.

Мы не имеем обычая раскаиваться, случайно наступив на жука или червяка. Сварить суп из курицы – тоже невеликий грех. Другое дело – поднять руку на человека, за это на Страшном Суде по головке не погладят. Точно так же и лев не пожрет сородича, а благородно отобедает буйволом или туземцем. Повторюсь, природа наиболее жестока, когда стравливает разные биологические виды.

И вот эти мыслящие «крабы» смотрят на меня то ли как на добычу, то ли как на загадку природы, и одному Богу известно, зла они мне желают или добра. А я наконец-то нахожу в себе силы разорвать паутину страха. Самый большой крабочеловек, сидящий прямо передо мной, теперь взирает как будто неодобрительно, если не сказать сердито. Похоже, ему не понравилось мое ментальное сопротивление. Так ученый со скальпелем в руке наблюдает свысока за корчами червя.

Во мне загорается гнев, и страх, точно ветер, раздувает это пламя. Отчаянный прыжок к ближайшему монстру – и сокрушительный, смертельный удар. Перекатываюсь через корчащееся тело – и бегу прочь.

Но убегаю недалеко. Вспоминаю, что поклялся отомстить за смерть Глории. И кому же мстить, если не этим тварям? Ох, неспроста вздрогнула невеста, услышав от меня проклятое слово «краб». И неспроста предположила, что дьяволу подошло бы крабье обличье. Уже тогда, наверное, нечисть подкрадывалась к нам, щекотала чуткие фибры женского мозга своими гнусными психическими волнами.

Я повернул назад и с занесенной над головой дубиной сделал несколько шагов. Тотчас твари сгрудились, как завидевшее льва стадо скота. Но при этом они грозно воздели клешни, и на меня обрушились жестокие мысленные эманации, да еще какие плотные – я словно налетел на глухую стену.

И все же было понятно, что краболюди устрашились. Твари медленно отступали к утесам, ни одна не посмела напасть.