Безымянные могилы. Исповедь диверсанта. Хорватия

Было утро субботы. Пожилой мужчина стоял у окна в человеческий рост, ведущего на террасу загородного дома. Солнце, уже успевшее подняться над густо растущими деревьями, пронзительными желтыми лучами заливало просторную столовую, бликуя на очищенных до блеска плитке и бытовой технике. Потерявшие, с годами, часть своей синевы голубые глаза, не мигая смотрели на безмятежную местность, раскинувшуюся за стеклом. Умиротворяющий пейзаж резко контрастировал с внешним видом мужчины, чья молодость прошла на войне, оставившей свои неизгладимые следы на всяком, кого она коснулась когда-то. Многократно ломаные фаланги пальцев на руках и ногах придали им узловатый вид, ребра, от бесчисленных падений и ударов, ныли от долгого нахождения в одном положении, а, некогда прямой нос, доставшийся от отца, мигрировавшего из советского союза, превратился в карикатурное подобие прежнего себя. Впрочем, мужчина считал все это малой ценой за жизнь, которую ему удалось вырвать из безжалостных челюстей войны. В минуты уединения и душевного покоя, его мысли нередко возвращались к годам, проведенным на войне. Нет, он не мучился зловещими картинами из прошлого, не кричал во сне, когда подсознание выуживало из памяти самые яркие моменты, нет, его психика не стала ущербной, он не страдал посттравматическим стрессовым расстройством. То, что он видел, закрывая глаза, то, что вновь и вновь испытывал, отпуская вожжи контроля над мыслями, было, как бы страшно это ни звучало, лучшей частью его жизни. Оставшиеся в далеком прошлом годы и были его жизнью. Он боролся за жизнь, свою и мирных граждан, он истреблял врагов с неподдельной жадностью, он искренне любил, так, как может любить лишь человек день за днем обивающий порог смерти. Всю страсть и жажду жизни, любви к наказанию врагов всего человечества, он оставил там. Разумеется, современная психиатрия рукоплескала бы от восторга, произнеси мужчина вслух подобные слова на приеме у одного из представителей этой печально известной профессии. На всяческие поползновения в адрес его психологического портрета у него давно был заготовлен ответ – «Пройди мой путь, тогда и поговорим». Раздел психиатрии МКБ вешает слишком много безотчетно грубых ярлыков на людей, которые в солнечных бликах видят схожесть с блеском оптики снайпера, входя в помещение ищут глазами леску под ногами, не переносят громкой музыки и изо всех сил напрягают периферийное зрение, минуя здания города в темное время суток. Вместо того, чтобы выслушать их и попытаться понять, сколь тяжкий опыт ими движет, их записывают в недостойные и опасные члены общества. Война всасывается в кровь, а кровь в раковину не выльешь и от привычек, неоднократно спасавших жизнь, так просто не избавиться. Психиатрия стала невероятно удобным инструментом сохранения бюджетных денег. Если война не забрала у тебя конечность, у государства всегда найдется способ признать тебя недееспособным, чтобы не выполнять свои финансовые обязательства перед ветераном. Взять, к примеру, американцев. Солдаты, оставившие во Вьетнаме часть своего тела, не могли рассчитывать на государственное субсидирование, потому как являлись отработанным и более непригодным, для исполнения нужд страны, материалом. Тех же, кто вернулся в относительной целости, могли легко подвести под ПТСР или биполярное расстройство, не дав и малейшего шанса на реабилитацию, умело жонглируя выражениями, типа – «позор для госпиталя ветеранов». Дальнейшая судьба ребят отвергнутых собственной страной, за которую они рвали жилы, не нуждается в описании. Нечто подобное много позже происходило и в Советском союзе во времена войны в Афганистане. Но дело ведь не в деньгах государства, а в отношении к тебе твоей родины, когда она призвала тебя и ты стал тем инструментом, в котором она нуждалась больше всего. Ты выполнил свою задачу, вернулся домой, рассчитывая на заслуженный радушный прием, а вместо этого идешь по коридору медицинского учреждения с заключением психиатра в руке, свидетельствующем о том, что ты больше не можешь водить автомобиль, совершить перелет на коммерческом транспорте, получить достойную работу и, случись что, рассчитывать на непредвзятое отношение в суде. Как же к этому могло прийти? Спустя всего сорок лет после окончания самой разрушительной войны в истории человечества, люди вдруг перестали ценить тех, кто рискует собой защищая суверенитет страны. Самый громогласный пример самоотверженности сплоченного народа и тот ничему не научил. Советский союз понес самые тяжелые потери во второй мировой войне, в совокупности потеряв порядка двадцати семи миллионов своих граждан. Домой вернулись, по примерным подсчетам, немногим более двадцати миллионов. И эти люди, прошедшие немыслимую, глазами современного человека, бойню, голод и лишения, коллективными усилиями подняли страну на одну из первых строчек экономического развития в послевоенные годы. Любопытно, что никому и в голову не пришло признать их психически нестабильными и непригодными для дальнейшего взаимодействия с социумом в условиях мирного времени. Это была последняя война за свободу и независимость. Мы бились за себя, за близких, за свои жизни и дома. Все, что было и еще будет после, не более, чем инструмент накопления и избавления.