«Препроводили его в Москву, там провели следствие, суд. Вменили в вину ему то, что в свое время он отказался вернуться на Родину. Вот и весь разговор. Указания были строгие, время горячее, вникать в научные заслуги и прочие тонкости и нюансы не стали, следователю все было ясно, чего мудрить. Сослали его в лагерь, куда ссылали и чистых и нечистых — бывших полицаев, дезертиров, бандитов, власовцев, бандеровцев, мало ли их было тогда».
Этим лагерем был Карлаг. Около двух лет провел он там. Его использовали на самых тяжелых работах — в карьерах, на шахтах. К концу пребывания в Карлаге он превратился буквально в «ходячий труп». Даниил Гранин свидетельствует в книге:
«Был он в тяжелом состоянии, обессиленный, с последней стадией пеллагры, страшной лагерной болезни, когда от голодухи наступает авитаминоз, такой, что никакая пища уже не усваивается. Соседи по бараку тащили его на работы в котлован, сажали там к стенке, и он пел. Единственное, на что еще хватало сил, — петь. Ради этого и возились с ним заключенные.
Он умирал. Казалось, при его здоровье, силе он мог выдержать и не такие лишения. Но в том-то и штука, что для него беда была не в лишениях, не они сыграли роковую роль».
Так что же больше всего мучило, истязало Зубра? Конечно же, отлучение от науки, научных исканий, научных работ… Жажда поиска покинула его, и весь мир рухнул в его представлении.
Вытащил из лагеря Зубра бывший легендарный директор Магнитки, строитель Норильского комбината Аврамий Павлович Завенягин. Он был заместителем Берии. Познакомился Завенягин с ученым в Германии, в Бухе, где Тимофеев-Ресовский заведовал лабораторией и уже тогда занимался проблемами биологической защиты от атомных бомб. Дело в том, что Завенягин курировал в НКВД вопросы советской науки. Приехал в Германию с целью изучить немецкие проекты по созданию атомной бомбы. И Николай Владимирович рассказал ему все, что знал об этом. А знал он немало, ибо немецкие физики трудились в одном городе, одном институте с ним рядом. Он даже дружил с ними, знал всех поименно, кто работал над бомбой. Они уже были близки к ее созданию, во Франкфурте и Ораниенбурге вовсю работали заводы по очистке урана, еще немного, совсем немного — и реактор заработает как следует. Однако наступление Советской Армии сорвало планы немецких физиков по созданию атомной бомбы. Были целиком разрушены предприятия по очистке урана, целые лаборатории.
Американцы знали об атомных работах немцев и организовали спецгруппу «Миссия Алсос» по захвату материалов, документов по атомной бомбе и ученых-физиков. И это им удалось сделать — были захвачены многие немецкие специалисты по разделению изотопов, созданию реактора. Именно с их помощью в США сразу после войны приступили к производству атомных бомб. Первые две из них в августе 1945 года были сброшены американской авиацией на японские города Хиросима и Нагасаки и вызвали огромные жертвы среди населения и колоссальные разрушения построек.
Как известно, Сталин дал команду Берии во что бы то ни стало создать атомную бомбу в СССР в самые короткие сроки. Вот тут-то бериевцы спохватились, стали собирать разбросанных по лагерям Гулага ученых-атомщиков, всех, кто занимался проблемами атомной энергии. Так были найдены в Степлаге и досрочно освобождены ученый Генрих Маврикиевич Людвиг, создавший проект противоатомного бомбоубежища, доктор биологических наук, генетик Владимир Павлович Эфроимсон… Разыскали и нашего героя в 1947 году, доставили в Москву в Бутырку в 75-ю камеру. Оказалось, именно сюда собирал Берия всех атомщиков, имеющих хоть какое-то отношение к атомному делу, распределял их по НИИ. Здесь, едва окрепнув после Карлага, Тимофеев-Ресовский, «чтобы не сойти с ума от безделья», создал научно-техническое общество 75-й камеры. Оно собиралось ежедневно после утренней пайки около левого окна камеры и слушало научные сообщения зэков-ученых. Сюда попал и атомный физик, писатель Александр Исаевич Солженицын. Вот как он описывал встречу с Тимофеевым-Ресовским в книге «Архипелаг ГУЛАГ»: