Далее Солженицын рассказывает, как отправили Тимофеева-Ресовского вместе с его другом биологом Сергеем Романовичем Царапкиным в Германию в командировку, не ограниченную во времени, как они там преуспели в науке, а оттуда отправили в ссылку на Урал в закрытую лабораторию. И стал он снова заниматься проблемами защиты живых существ от радиации, вызванной взрывами атомных бомб. Вскоре в его лабораторию доставили почти всех немецких сотрудников, с кем он трудился в институте в Германии.
Бериевцы погубили великого Учителя генетиков — Вавилова, но не смогли погубить всех его последователей и учеников. Не заметил Николай Владимирович, как сам стал Учителем с большой буквы.
Все студенты-биологи Московского университета проходили у него в лаборатории на Урале практику, считали за честь называться учениками его школы.
В октябре 1955 года П. Капица предложил Зубру выступить в Институте физических проблем в Москве с лекцией о радиационной генетике и механизме мутаций. Вместе с ним намечали выступление известного ученого Игоря Евгеньевича Тамма о двойной спирали как основе строения и репродукции хромосом. Структура ДНК была сенсационным открытием того времени, и об этом надо было рассказать на семинаре.
Что тут началось! Все институты тогда находились еще под контролем лысенковцев. И приверженцы Лысенко стали добиваться, чтобы сорвать «вредоносные» лекции. Пришлось Капице обратиться к самому Хрущеву, и тот разрешил проведение семинара по генетике. Так восторжествовала правда в науке, лысенковцы были посрамлены.
Свежий воздух поиска ворвался в стены институтов, генетики получили поддержку власти. А это было так важно! Имя Тимофеева-Ресовского полностью восстановили, его реабилитировали.
В 1965 году Тимофеева-Ресовского наградили Кимберовской медалью «За замечательные работы в области мутации». И до этого его награждали весьма почетными медалями — Дарвиновской (ГДР), Менделеевской премией (Чехословакия), медалью Лазаро Скаланцани (Италия). Он был действительным членом Академии немецкой, почетным членом — американской, Итальянского общества биологов, Менделеевского общества в Швеции, генетического общества Британии, научного общества имени Макса Планка в ФРГ. Подобные знаки внимания были, конечно, приятны, но он не придавал им значения. Кимберовская медаль была крупнейшей наградой генетиков, она заменяет Нобелевскую премию, поскольку Нобелевской для биологов нет, в ней — признание серьезных заслуг, международное признание.
Зубр особо гордился этой наградой. Ведь путь к ней был нелегким и тернистым. Выступая перед молодыми, он порой вспоминал Карлаг, каменноугольные копи и сухие степи с посаженными зэками первыми лесополосами, говорил, что именно там еще больше закалил свой характер. Он хотел выжить ради науки — и выжил! А помогали ему в трудные моменты жизни не только книги, но и песни.
Да, Николай Владимирович не былученым-«сухарем», погруженным в одну генетику. Он любил раздольные русские песни, он любил живопись. В свободные вечера он читал художественную литературу, преклонялся перед талантом А.П. Чехова, Л.Н. Толстого. Его привлекали картины Врубеля и Серова. Всего у него было шесть лекций на эти темы, и он выступал с ними перед заключенными в Карабасе и Самарке.
Жительница Самарки, бывшая узница Карлага, девяностолетняя Евгения Севостьяновна Брыжатюк говорила мне:
— Я несколько раз встречалась с Николаем Владимировичем Тимофеевым-Ресовским. Для него идеалом жизни был Антон Павлович Чехов, который поехал на Сахалин, исполняя службу писателя. Зубр (так называли Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского и в Самарке) постоянно сравнивал Карлаг с Сахалином. Он убежденно говорил: «Порядки те же, суровый климат налицо, не хватает только моря, Татарского пролива… Да вы почитайте путевые заметки „Остров Сахалин“ Антона Павловича Чехова — там заключенные занимались хлебопашеством, картофелем. И в Самарке такая же картина! Там добывали уголь, и в Карлаге тоже! Чехов после Сахалина стал известным писателем, а я стану после Карлага признанным ученым. Вот увидите!»
Тимофеев-Ресовский запомнился узникам лагпункта Самарка человеком, несущим свет знаний людям. В своей книге «Архипелаг ГУЛАГ» в части четвертой «Душа и колючая проволока» Александр Исаевич Солженицын пишет о нем как об организаторе лекций, Интеллигенте с большой буквы. Он, в частности, вспоминает: