Вчерашние события казались бредовыми воспоминаниями, скорее воображением моей остроумной фантазии, но чем больше они маячили перед глазами, тем сильнее я убеждалась в их сокрушительной реальности. Моментально стало понятно, почему же с самого утра глаза болели, и, наверное, были покрасневшими. В очередной раз мне хотелось ударить себя, дать отрезвляющего подзатыльника, но сильное влечение к сыну самого Сатаны неразрушимо, до невозможности притягательно.
Я уже была зависима, поддавалась покорно и безрассудно, без возврата в нормальную жизнь. В горле появился пульсирующий ком, а прозрачные слёзы очень хотели капнуть куда-то вниз, но сейчас их планам не суждено сбываться, ведь я не собиралась раскисать и превращаться в неживое существо, пугающее всех своим хреновым видом. Но согласилась с собственными мыслями и чувствами. Разрывающая изнутри обида всё-таки была.
Выдохнула весь набравшийся воздух, стараясь освободиться от неприятных иголочек, протыкающих бархатную кожу. И убедилась, иногда полное молчание и размеренные выдохи являлись лучшим утешением…
Неконтролируемая жара, охватившая каждый открытый и прикрытый сантиметр тела, мучительно медленно сжигала поверхность, когда сын Сатаны без ехидства, привычно издевательской усмешки смотрел на меня неожиданно по-другому, глазами полными неизвестности и любопытства. В этом взгляде не читалось привычного отвращения к таким, как я, не было мимолетного недовольства, а был необъяснимый вообще никак интерес, граничащий со странной серьёзностью.
Неожиданное движение пальцев демона вообще заставило остолбенеть, наблюдая за тем, как Люцифер аккуратно заправил за ушко выбившуюся прядь моих вишневых волос. Сердце ударило сильнее, а глаза не могли оторваться от черт лица, сосредоточенных и внимательных к каждой детали на мне. Это воображаемый сон или хрупкая реальность, почему-то предвещающая голове в любой момент испариться?
Непонятно.
Но разве, это сейчас важно?
— Вернуться к полетам ты пока не сможешь, но через несколько дней, думаю, попробовать надо. Можно сказать, я ускорил твоё лечение так, чтобы ты быстрее вернулась в форму, — неожиданно серьезно сказал демон, не отнимая заинтересованного взгляда.
Мне не верилось, до сих пор казалось всё воображением, захотевшим ехидно надсмеяться, но возбужденность после минутных ласк друг друга не отпускала, рассеивая появившееся сомнения в воздухе. Полностью не ангельский порыв невозможно было объяснить. Возможно, это была маленькая благодарность, ведь пульсирующая спина от невыносимой боли физически просила о помощи, но то, что произошло — несомненно необъяснимое желание, копившееся в тайных укрытиях.
Бордовый след, отдающий приятным теплом на ключице, казался какими-то важным шагом, решением, переносящим на другой этап. В моих глазах не скрывалось ничего, но глаза демона были нечитаемыми, скрывающими за безразличием определенно существующие чувства. Он не казался злым, безжалостным монстром, способным только на жестокость, а открывшийся передо мной дар вообще удивил, привёл в сомнительное неверие.
Но подушечки пальцев касались основания правого крыла и передавали необъяснимую тёплую энергию, изымая тупую боль, парализующую каждую мышцу. Хотелось знать причину подозрительного желания помочь, облегчить мне, Непризнанной, мучения, но слова, крутившиеся на языке, так и остались не сорванными наружу. Я боялась, не хотела испортить странные, проницательные и безмолвные гляделки между нами, поэтому молчала, убирая трепещущие вопросы в самый дальний ящик, который, возможно, никогда не выдвинется.
— Спасибо… — единственное, что я выдавила шептавшем голосом, скрывающим странную дрожь.
На моём лице расплылась улыбка. Полностью открытая, светящаяся изнутри светом, благодарственная моему облегчению, и взгляд поднялся на демона, замершего, не показывающего ни единой эмоций. Он смотрел на мои губы проницательным взглядом, но показался задумчивым, отрешенным от настоящей реальности. И это пугало, волновало сильно-сильно, заставляя неосознанно потухать пробившимуся свету изнутри.
Слишком сосредоточенный, прикованный неотрывно на меня, но лишь для того, чтобы полностью зациклиться на отчуждённые мысли, которые мне неподвластно разгадать, узнать и лицезреть. Мне уже становилось тоскливо, грустно без его приятного голоса, властного и мужественного. Грубого, с издевкой, но иногда мурлыкающего и ласкательного. Каждая минута, наполненная разрушительным молчание, давила, заставляла чувствовать непонятно откуда взявшееся волнение, обволакивающее на первый взгляд заботливо, но потом, связывающее удушающим узлом тонкую шею.