Закончив, раздвинул в сторону стенки душевой и зашёл. Моя малышка сразу развернулась спиной и обхватила плечи руками, а я старался смотреть только на её крылья, теперь любимого цвета. Вишнёвые локоны, которые из-за впитавшейся воды стали похожими с этим цветом. Сделал шаг и, оказавшись под струей горячей воды, удивлённо выдохнул, настолько она была горячей и обжигала кожу.
— Не знал, что ты в такой купаешься.
— Выйди, пожалуйста, — сдавленно прошептала, но этим пробудила во мне желание больше никогда не отходить.
— Я просил нормально, но ты не хотела. Пришлось идти на крайние меры.
— Люцифер! — резко крикнула и развернулась, но сразу же опешила, осознавая своё случайное действие. Я продолжал смотреть в её глаза, которые нервно были отведены на мокрое стекло. — Выйди. Вон, — почти прошипела и, не теряя обладания, расправила плечи, пытаясь продемонстрировать безразличие.
Но она, видимо, совсем позабыла, кем я являлся. На моём языке был вкус её энергии, переживающей и встревоженной. Она будто боялась чего-то. Но чего же ей бояться? Меня? Нет, тут что-то другое.
И я даже знал, что конкретно…
— Ты боишься сейчас не сдержаться… — бархатно прошептал и сразу заметил, как её плечи непроизвольно сжались. Сделал шаг вперёд и она, явно испугавшись, наконец-то посмотрела на меня. За весь год посмотрела в глаза, и я замер, наслаждаясь тем, что она наконец-то смотрела. — Боишься отдаться мне, потому что тебя до сих пор тянет. Боишься своих чувств, потому что они остались… Не смотришь на меня, потому что скучаешь… — снова прошептал и только сейчас заметил в её глазах скопившиеся слёзы, будто доказывая произнесённое.
Она смотрела на меня со всей той болью, которую держала весь этот грёбаный год. Будто показывала и открыто демонстрировала, что ей пришлось после всего пережить, а я смотрел и хотел, чтобы она передала её мне. Хотел опустошить то изнывающее чувство внутри неё, убивающее каждый день. И Чувствовал, как внутри меня что-то взволнованно билось и трескалось. А это оказывалось моё измученное сердце, которое решило показать признаки жизни.
— Нет. Я боюсь смотреть на тебя, потому что вижу в тебе причину своей боли…
— Я стал причиной, но и могу быть лечением… — моя рука, в непредвиденном желании, потянулась и прикоснулась к лицу. Мне даже от этого обычного прикосновения показалось, что по кончикам прошёлся ударяющий ток, настолько давно я этого не делал. Она на секунду прикрыла глаза, будто от приятного блаженства, но сразу открыла и нервно отстранилась.
— Это вредоносное лечение, мне от него будет хуже, — прошептала и, не чего-то выдержав, подалась почему-то немного вперёд ко мне, удивляя.
Сделала движение и замерла, явно находясь между двумя выборами в голове. И я, зная, какой лучше, обхватил пальцами её маленький подбородок. Она снова посмотрела в глаза и это, видимо, было последней каплей терпения и преграды, которую она постоянно выстраивала передо мной. Она просто разрушилась. Всё то, что она пыталась убрать, просто оказалось запертым, но сейчас освободилось на волю. Обхватила меня за шею и, прильнув страстно к губам, потянулась всем телом назад. Распластала крылья по стенке, но продолжала сплетать языки в ненормальном голоде и ненасытности.
Не выдержав, пальцами сжал её талию и пытался прижать к себе, но она без сопротивлений приближалась, отвечала на все мои действия. Я готов был кричать от счастья, только потому, что оказался прав. Она боялась снова окунуться в ненормальные чувства. И всё, что сейчас она делала, давало мне ответ «да», в надежде, что всё ещё можно спасти.
Стоило моим рукам прикоснуться к её коже, как я потерялся в собственных чувствах. Голова будто закружилась от клубничного запаха её тела, от той ненормальной близости, о которой я теперь только мечтал в своей комнате. Сжимал кожу пальцами и почти кусал её губы, смолкал и пробовал их вкус будто впервые вкушал. А она зарывалась пальцами в мокрые пряди волос, резко водила и сдавила, оттянула, показывая свою страсть и желание, которое казалось мне невозможным.
Отстранившись от невероятно сладких губ, опускался ниже, к ключицам и шее, оставляя много сладких и обжигающих поцелуев. Атмосфера была приятно горячей, но после нашего очередного срыва голода показалась обжигающим приятно пеклом. Мучительно простонав от моих ласк, она впилась ногтями в плечи, оставляя глубокие и красные следы.
— Люцифер, пожалуйста… — томно прошептала и прижалась ко мне, будто собираясь запрыгнуть.
Впилась неожиданно в губы и всё-таки это сделала, а я быстро обхватил руками её хрупкое тельце, впиваясь пальцами в ягодицы, всем телом прижал к мокрой стене, увеличивая напор жадности и голода, которым мы друг друга поили. Она постоянно во время грязного и страстного поцелуя двигалась просяще бёдрами, скрестив ноги на торсе, подавалась как-то яро вперёд, будто желая и намекая совсем о другом.