Безжалостное небо

Они воткнули себе в уши грушевидные микроприемнички, и в черепе отдалось упоительное «ба-бу».

Во всех коридорах, отделениях, палатах динамики блеяли и завывали: «Ба-ба-бу, милашка!».

Умалишенные колотили ногами в дверь, кричали и протестовали. Им хотелось покоя, покоя, ПОКОЯ! Но здесь никакие мольбы не помогали. Все равно их не выпустят, пока этот гам не станет для них таким же необходимым, как воздух.

Вдруг в свистопляску металлической музыки вплелась нежная мелодия из палаты 1014. И соседи перестали колотить в дверь, чтобы не заглушать трепещущие струны, которые так ласково пели о тихой радости, о покое, о зарождающейся надежде. Да-да, они слушали!

Недаром в этой больнице были собраны самые тяжелые случаи…

Юн БИНГ

Буллимар

Буллимар лежал на больничной койке, укрытый прохладной простыней, но тело его горело. В палате царил полумрак, жалюзи были опущены. Буллимар не нуждался в свете, все равно он ничего не видел сквозь бинты. Обмотанные марлей руки покоились на матрасе, к локтю от стеклянного сосуда тянулся резиновый шланг.

Несчастье произошло сразу после того, как они взлетели с Меркурия. Их было восемь на борту: три члена экипажа и пятеро пассажиров – два техника с женами и один мальчуган.

Корабль доставил на Меркурий припасы и новую смену. Транспортные ракеты были здесь единственной связью с внешним миром – Солнце, занимавшее большую часть неба над другим полушарием, не позволяло использовать радио и телевидение.

Все маневры были привычными для Буллимара. Они стартовали в затененной зоне и помчались вверх. Выходя на орбиту, уводящую от Солнца, нужно было набрать достаточную скорость, прежде чем отключать основные двигатели. Они шли еще с небольшим ускорением, когда это случилось.

Невидимое сквозь черные шторы на иллюминаторах огромное Солнце исторгло язык пламени. Пылающее облако плазмы вернулось обратно в раскаленное море, но тонкая пламенная нить дотянулась до космического корабля, пометила его чудовищным зноем звездных температур.

Двигатели закашляли, и ракета сделала сальто в космосе.

– Черт! – выругался второй пилот, глядя на приборные щитки. – Отражатель барахлит.

Буллимар ничего не сказал. Он выключил двигатель.

Корабль бесшумно летел дальше, виляя из стороны в сторону.

Долго в рубке стояла тишина. Наконец третий пилот заговорил:

– Если мы не запустим двигатели, ракета упадет на

Солнце.

Второй пилот подошел к вычислительной машине и, прищурясь, посмотрел на цифры, бегущие по бумажной ленте.

– К сожалению, – подтвердил он. – Не сразу, конечно, дня два будем падать.

В последние секунды, прежде чем их выключили, двигатели успели изменить курс корабля, и теперь он летел к

Солнцу. Отражатель газовой струи в главном двигателе сорвало с места.

Кто-то должен снаружи закрепить отражатель, пока ракету не затянуло в клокочущий ад. И надо действовать побыстрее. Чем ближе к Солнцу, тем сильнее облучение; тот, кто выйдет наружу, рискует погибнуть. Еще нет скафандров, дающих надежную защиту так близко от Солнца.

Буллимар подошел к переходной камере и надел свой скафандр. Его товарищи молчали и старались не смотреть на него.

Через четверть часа красная лампочка на приборном щитке сменилась желтой. Корабль летел, вращаясь, дальше, и наружные телекамеры показывали фигуру космонавта, то залитую солнечным светом, то поглощенную мраком. Осторожно отталкиваясь руками, Буллимар полз вдоль длинного корпуса.

Они надели скафандры, выждали минуту, когда люк оказался в теневой стороне, выскочили наружу, схватили

Буллимара и втащили его в корабль. Крышка люка захлопнулась, защитив людей от стремительно наплывавшего смертоносного сияния.

Им не удалось снять скафандр с Буллимара. Пластмасса, прикрывавшая лицо и руки, прикипела к коже; грубый материал, защищавший тело, обуглился. Они удалили что могли, срезали опаленные куски стекла и металла и поддерживали жизнь к командире, пока ракета опускалась к

Земле, где уже ждала санитарная машина.

– Кажется, зрение удалось спасти, – сказал врач.

Белую марлю разрезали, и Буллимар осторожно открыл глаза. После многих месяцев слепоты свет в полутемной комнате показался ему очень ярким. Он смутно различил парящие над ним розовые воздушные шары с нарисованными красными улыбками.

– Вы видите? – спросил один шар.

– Да… – ответил Буллимар, удивленно озираясь. –

Спасибо большое, доктор.

Подошла сестра с ваткой в руке. Ватка ожгла кожу там, где раньше были бинты. Буллимар поднял руку, с которой только что сняли огромную марлевую рукавицу, хотел вытереть лоб. Что-то зашуршало, будто соскребали чешую с рыбы.

Он с ужасом поднес руку к глазам, согнул пальцы и присмотрелся к коже.

Кожа была черная, потрескавшаяся. Она блестела, будто черное дерево или рог, смазанный маслом. Она словно шелушилась, и в ранках желтела сукровица. Он осторожно ощупал левую руку правой, снова поднес теперь уже обе руки к лицу. Кожа была грубая, шершавая, как опаленная бумага.

– Пластмасса, – объяснил врач. – Пластмасса прикипела к коже. Просто чудом удалось спасти вам зрение.