Безжалостное правление

Я напрягаюсь, ненавидя эти грубые просьбы. Ненавижу, что они видят во мне лишь объект для купли-продажи, но чего я ожидала?

Рука Паулины пробегает по моей спине и ложится на застежку бюстгальтера. Она вопросительно поднимает брови.

— Я хочу, чтобы ты заработала максимальную цену, — пробормотала она.

Сейчас самое время решить, как далеко я готова зайти.

С замиранием сердца я слегка киваю, и она расстегивает крючок бюстгальтера, позволяя белому кружеву медленно сползти с моих плеч. На один долгий миг я прижимаю ткань к груди, не в силах отпустить ее. Набравшись смелости, я позволяю лифчику упасть, полностью обнажая себя. Под одобрительные возгласы толпы я чувствую себя открытой и уязвимой. Несмотря на то, что я совершенно не в себе, я знаю, что должна дать им то, что они хотят, — немного шоу.

Стыд покрывает мою кожу, но я загоняю его глубоко внутрь.

Глубоко вздохнув, я делаю соблазнительное вращение и провожу руками по голому животу. Когда мои соски напрягаются в хрустящем воздухе, крики усиливаются вместе с непристойными замечаниями. Возбуждение толпы подталкивает ставки вверх, достигая цифр, превосходящих мои самые смелые мечты.

Шестьдесят тысяч долларов.

Семьдесят тысяч долларов.

Еще больше.

Двое мужчин соревнуются, поднимая цену более чем на сто тысяч долларов.

Чего они ждут от меня за такую цену? Тонущее чувство тянет меня в живот, как якорь. Будет ли тот, кто предложит самую высокую цену, уважать мои границы?

Прежде чем я успеваю задуматься об этом, Паулина выводит меня на авансцену.

— Повернись и коснись пальцами ног, — шепчет она. — Ты зашла так далеко; ты можешь довести дело до конца.

Я знаю, что она права, но это все равно так унизительно. Мое лицо пылает от жара, когда я отворачиваюсь от зрителей и, выгнув спину дугой, медленно опускаюсь вниз, чтобы коснуться пола. Застыв на месте, в одном лишь кружевном белье и на шпильках, я еще никогда не чувствовала себя такой обнаженной.

Толпа откликается, и ставки переваливают за сто пятьдесят тысяч долларов. Маленькая искорка азарта берет верх. Все это было не зря. Я уже заработала больше, чем рассчитывала.

— Покажи нам уже свою киску. У нас нет всей ночи… если только мы не купим тебя. — Голос из зала. Мне не нравится, как он звучит — агрессивно и голодно, как будто я ему что-то должна. Как будто я уже принадлежу ему.

Аукционист приостанавливает торги, давая мне шанс принять решение. Я застываю, как олень в свете фар, зажатый между желанием покончить с этим и заработать как можно больше денег и удержать нить самоуважения.

На этот раз, когда Паулина смотрит на меня в поисках подтверждения, я качаю головой. Я не стану издеваться над собой, чтобы раздеться перед публикой.

Но толпе все равно. Теперь это уже не один голос, теперь это хор, требующий, чтобы я сняла с себя все, чтобы я показала им свою киску. Чтобы я потрогала себя и устроила им небольшое шоу.

Толпа становится все более дикой, все более угрожающей. Инстинктивно я обхватываю себя руками за талию, так как паника нарастает. Даже Паулина, кажется, нервничает из-за рвения толпы.

Чувствуя себя не в своей тарелке, я понимаю, что мне ничего не остается, как пройти через аукцион и надеяться, что у того, кто меня выиграет, есть хоть капля порядочности. Потому что я влипла по самые уши.

21

Роман

Как только я вижу ее на сцене, в моей груди застывает лед, холодный и острый. Моя кровь бурлит от яростного желания убить каждого зрителя, но я также в ярости на саму Лизу.

Неужели ей так нужны деньги, что она готова продавать себя как товар на открытом рынке, чтобы любой мужчина мог сделать ставку? Она помолвлена с очень богатым человеком, и, если только это не доставляет ей острых ощущений, это не имеет для меня ни малейшего смысла.

Но я получу ответы в свое время. Сейчас у меня есть более насущные проблемы. Например, то, как голодный взгляд каждого мужчины блуждает по ее телу. Их похоть вызывает во мне ярость.

В одежде Лиза похожа на богиню, но в одних кружевах она — само совершенство: гладкая золотистая кожа, широкие бедра, пышная попка и упругая грудь с розовыми сосками, виднеющимися сквозь нежное белое кружево, обнимающее ее изгибы.

Безумное чувство обладания разливается по моим венам. Может, она и не принадлежит мне, но она не принадлежит и этим ублюдкам, и я позабочусь о том, чтобы каждый мужчина в этой комнате понял, что она не принадлежит им до окончания аукциона.

Я не могу вынести выражение уязвимости, которое появляется на ее лице с каждым грубым смешком и свистом. Ей потребовалось немало нервов, чтобы выйти на эту сцену, но все следы этой смелости исчезли. Женщина, которую я вижу там, тонет.

Но я пока не буду вмешиваться. Она должна почувствовать всю тяжесть своей ошибки.

Я прохаживаюсь по комнате, следя за шумной толпой и записывая наиболее буйных — тех, кого мне придется убить до конца ночи.

Список длинный, начиная с мудака передо мной.

— Покажи нам свои сиськи, — кричит он. — Я хочу представить, какой оттенок приобретут твои соски, когда я буду их сосать.