Безжалостность твоей любви (СИ)

Но Лиам вдруг не стал отображать вид того, кто и вправду был жизнерадостным человеком. Глаза шатена стали искажать дикий ужас и это чувство, эта пугающая эмоция смогла перевернуть весь мир Гарри вверх дном. Он замер.

Застыл в неуловимом вздохе и посмотрел на Пейна так, как раньше ему не доводилось смотреть на этого человека. Он заметил его усталое лицо, его хмыре брови, губы, дрожащие при каждом вздохе.

А затем. Взгляд парня опустился ниже, к шее и Стайлс с ужасом смог обратить своё внимание на страшную рану. На порез, от которого всё мгновенно стало выворачивать наизнанку.

Боже мой. Это было хуже, чем просто ужасно. Это было тем, что пронзило его сердце самой болезненной стрелой. Страх. Вот, что стало зарождаться в его душе стремительнее.

- Что с твоей шеей, Пейн? – резко задал вопрос Гарри, игнорируя своё избыточное волнение. Наплевать. Наплевать на всё. – Что, блять, уже успело с вами случиться?

Глаза Одри начали становиться холодными, глаза Пейна также.

Эти двое, казалось, перешли через ад и теперь они оба отображали самые пугающие мучения. Стайлс пытался понять, что происходит. Пытался успокоить свою панику уже сейчас, но это, чёрт возьми, совершенно не выходило.

- Спроси у своего друга, Гарри, – голос Пейна прозвучал жёстко, с неприятным оттенком своей интонации. – Спроси у Малика о том, как хорошо он вчера повеселился.

И тут весь мир парня замер, а затем разбился по треску стекла.

Он вспомнил. Вспомнил свои слова, сказанные Зейну о позволении делать всё, что угодно, вспомнил и то, что этот человек действительно мог сделать все самые ужасные вещи.

Страх. Теперь вся душа Стайлса наполнилась этим чувством. Теперь от этого он уже не видел никакого спасения.

Убедительная просьба включить и поставить на повтор:

Manel Santisteban – 3 MSC

Она лежала едва живой.

Внутри груди что-то с болью сжималось и эти чувства окончательно сводили девушку с ума. Она просто не знала уже, как долго это могло продолжаться. Холод. Пустота. Это жуткое одиночество, в котором она пробыла всю ночь. В котором она так долго провела всё это время в пыльном кабинете.

Её грудь сжимается от болезненных вздохов, силы уже явно подкрадываются к опасному концу.

Едва дышит. Едва пытается открывать глаза. Едва живёт.

Ей слишком больно внутри. Так всё сжимается, так раздирающе предстаёт перед её усталыми глазами.

Когда всё закончится? Когда эта боль, этот страх окончательно покинет её изнеможённую сущность?

Не хочется больше верить во что-либо. В какие-то глупые мечты, которые теперь не имеют никакого значения в её жизни. Всё сломано. Разбито и эти осколки нет возможности хоть как-то собрать.

Пусто. Внутри неё так пусто. Так мрачно. От этого хочется задыхаться. Скрыться в каком-то необычном месте и навсегда закрыться в самой себе. Чтобы больше никого не было рядом. Чтобы больше её не было.

Никогда больше не было.

Ей не хотелось жить. Боже мой, спустя свои семнадцать лет Стефани Стайлс вдруг просто убедилась в том, что она не хочет жить!

Что не может пытаться что-либо исправить и что сил у неё больше нет.

Глубокий вздох и её глаза медленно опускаются вниз. Рана на её теле не перестаёт кровоточить, порезы и синяки продолжают вызывать в сердце девушки ужас. Она сжимает зубы. Больно.

Чёрт, так адски больно.

Нет сил даже, чтобы передвинуть своё тело. Нет сил встать, сделать хоть что-то и помочь этим самой себе.

Она совершенно одна, правда? В этом мире, где ни один человек не смог решиться прийти на помощь. Она вдруг понимает, что уже никому не является нужной.

Что, возможно, это конец её существования — здесь, в полном мраке, где она так медленно лишается своих последних сил.

Вновь приторный вздох и несколько слёз упали на пол. Так больно. Что-то опять сжимается, обжигает душевные чувства. Заставляет её вспомнить всю свою жизнь.

Кем она вообще была в этом мире? Куклой, бесполезной вещью? Она ведь никому не нужна! Господи, да кого можно больше обманывать?

Она не нужна. Никому.

Перед глазами почему-то проявляются картины её детства, тех моментов, когда она была почти счастливым ребёнком. Затем память обращается в сторону её родного брата, того, кто тоже подарил ей почти настоящее счастье.

А затем вновь пустота. Потому что этого всего теперь нет. Ведь если бы было, она бы не умирала здесь, на холодном полу, где кроме её сущности нельзя было найти иной.

Разве за всю свою жизнь она должна была просто сделать этот единственный вывод? Это ужасное осознание, которое душило хуже любой ранее-пережитой девушкой болью?

То понимание, что она умирает одна, без друзей, без близких, просто одна. Этот факт уничтожал. Поедал её изнутри и забирал всю её волю к победе. Волю к жизни, от которой она уже безумно мечтала избавиться.

Кровь на её руках продолжала быть алого цвета. Живот отдавал болью, лицо было покрыто отвратительными ссадинами.

Она изуродована, как и её душа. Из носа течёт кровь и этот запах противной вязкой жидкости начинает сводить её с ума.