Безжалостные боги

– Это не имеет значения, – отрезал Серефин. – Решение принято. Что сделано, то сделано.

– Неужели ты думаешь, что я не попытаюсь остановить тебя, когда ты принимаешь глупое решение, способное привести к твоей смерти?

– Кровь и кости, все решения, которые я принимаю, способны привести к моей смерти, Остия. И не только глупые. Все до единого. Стоит мне только что-то сказать, как тут же сыплются возражения.

Она нахмурилась.

– Вы оба так делаете, – добавил Серефин.

Кацпер выпрямился и бросил на него обиженный взгляд.

«Как ты можешь править, если даже твои помощники не считаются с тобой?» – прозвучал голос в его голове.

Серефину тут же захотелось выпить. Вот только голос говорил правду.

– Кровь и кости, вот почему все придворные считают меня слабаком и пьяницей, которого легко обвести вокруг пальца, да? Ведь, что бы я ни сказал, вы тут же подвергаете это сомнениям.

– Серефин… – начал Кацпер.

– А еще потому, что ты постоянно пьешь, – перебила Остия.

Серефин закрыл глаза, пытаясь совладать с гневом.

– Остия! – одернул ее Кацпер, отчаянно стараясь утихомирить разгорающийся скандал.

– Нам не следовало уезжать, – продолжила она. – Твоя мать не сможет противостоять Руминскому, и никто не поверит, что ты уехал, чтобы восстановить здоровье. Так уж совпало, что это еще одна тема для сплетен славок. И все до одного считают, что ты такой же сумасшедший, как твой отец. Вот только он знал, что делал, в отличие от тебя. Так что все с нетерпением ждут, когда ты падешь и…

– Замолчи, – процедил Серефин.

«Ждут, когда юный король падет. Когда его поглотит враг с запада. Голодное и жаждущее животное, готовое схватить его своими челюстями, чтобы все вновь вернулось к тому, как это было на протяжении целого столетия. Это произойдет снова, и снова, и снова. И ты ничего не сможешь с этим поделать».

– С какой стати? – спросила Остия. – Да и какой в этом смысл? Такими темпами нам не к чему будет возвращаться. А Черный Стервятник убьет тебя, потому что ты сам ему это позволишь.

«Ты действительно думаешь, что сможешь вырваться из моих сетей, дитя? Неужели ты настолько наивен?»

– Замолчи, – вновь повторил Серефин, и сам не зная, к кому обращался, Остии или голосу в голове, но слова прозвучали так напряженно и резко, что она не стала продолжать.

– Он мой брат, – через секунду выдавил Серефин.

Кацпер тихо вздохнул, а глаза Остии расширились от шока.

– Нет, – прошептала она. – Нет, он твой двоюродный брат.

Серефин покачал головой.

– Он совсем не похож на Сильвию или Льва, и ты это знаешь. Зато в нем очень много черт Кларисы.

Малахия был выше и стройнее Серефина, с более бледной кожей и резкими чертами лица. Но у них обоих оказались бледно-голубые глаза.

Остия медленно покачала головой.

– Это ничего не меняет, – произнесла она, но ее голос звучал напуганно.

– Ну, хоть в этом ты права, – согласился Серефин и шагнул к Остии, вынуждая ее отступить назад. – Да, сделанное им уже не изменить. Но меня не покидает мучительная мысль, смог бы я как-нибудь остановить его, если бы знал, как он провел последние восемь лет? – Остия поморщилась. – Давно ты знаешь?

Она резко втянула воздух, но ничего не ответила.

Случайная мысль возникла в его голове и не собиралась уходить. Серефин понимал, насколько она ужасна, и не собирался ее озвучивать, но слова сами сорвались с языка.

– Ты ревновала.

Остия неистово закачала головой, но ее тело напряглось, выдавая сокрушительную правду.

– Ты был моим единственным другом, – произнесла она тихим, наполненным эмоциями голосом. – После нападения… После… – Девушка подняла руку и потянулась к изуродованной шрамами глазнице.

Во время того нападения погибло много детей благородных кровей. Но Серефин и Остия уцелели. Никто не посмел бы осудить наследника престола, но на нее обрушилась обида тех, чьи дети не выжили.

– Я уже принял решение. И не потерплю, чтобы ты так со мной разговаривала, – медленно произнес он, все еще не осознавая, кому именно это говорит. – Если ты еще раз поставишь под сомнение мои слова, я отправлю тебя в бесконечное путешествие по линии фронта.

То ли дело было в металлических нотках, слышавшихся в его голосе, то ли в мертвой тишине, возникшей после его слов, то ли в самих словах, но в единственном глазу Остии появились слезы. Она сжала кулак, стараясь сдержать переполняющий ее гнев, и бросилась прочь.

Нервное молчание заполнило лагерь, пока Кацпер не испустил тяжкий вздох.

– Что бы ты ни собирался сказать, лучше сдержись, – остановил его Серефин.

Кацпер вскинул руки вверх, продолжая смотреть на то место, где до этого стояла Остия.

– Думаешь, стоит отпускать ее одну?