Безжалостные парни (ЛП)

— Прости. — Рейнджер морщится, глядя на меня со своим мрачным, пугающим выражением. Хотя трудно воспринимать его всерьёз после того, как я видела, как он голышом выпекает ерунду, одетый только в бабушкин фартук. — Чак.

— Или Чарли. Моего дедушку звали Чарли. — Я замолкаю и прикусываю нижнюю губу, оглядываюсь и вижу, что Мика и Тобиас пристально смотрят на меня. — Я не хочу возвращаться. Я не боюсь, кем бы ни были эти придурки.

— Нет, но, может быть, тебе следовало бы бояться? — предполагает Рейнджер, проходя мимо нас и направляясь в свою комнату с таким видом, будто он совсем взбесился. Черч смотрит ему вслед, прислонившись к дверному проёму своей комнаты.

— Ты хочешь, чтобы мы поговорили с директором? — спрашивают близнецы, когда я оглядываюсь на них. Тобиас явно расстроен; Мика выглядит смирившимся, но разъярённым. Несмотря на то, что я всё ещё расстроена всей этой ситуацией, приятно видеть, что им не всё равно. — Мы можем быть весьма убедительными, когда захотим. — Они оба разводят руки в стороны в хорошо скоординированном жесте.

— Как бы я ни ценила ваше предложение… — начинаю я, но Спенсер перебивает меня.

— Мы все вместе пойдём поговорим с ним, представим твоё дело, — объявляет он, расправляя блейзер и скидывая галстук с плеча, чтобы он висел ровно. Я заметила, что он часто вот так закидывает его назад, будто тот ему мешает. — Я имею в виду, полиция квалифицировала смерть Юджина как самоубийство, верно? Так почему же всё ещё отсылает тебя прочь?

— Если только директор знает что-то, чего не знаем мы, — предполагает Черч, по-прежнему слоняясь в дверях своей комнаты. Он приподнимает одно плечо в элегантном пожатии, а затем улыбается. Это загадочное выражение, и оно заставляет меня задуматься, не единственный ли мой папа, кто знает больше, чем показывает.

— Я написала письмо, в котором объясняю все причины, по которым мне не следует покидать Адамсон, — говорю я позже тем же вечером, протягивая тщательно написанную от руки записку отцу. К его чести, он действительно берёт её, достаёт очки из переднего кармана и начинает читать. Слава богу, чёрт возьми, что мне удалось убедить Студенческий совет — в частности, Спенсера — держаться от этого подальше. Если папа уже пригрозил Черчу задержанием за то, что он торговался от моего имени, то приведение сюда всей команды не принесёт мне никакой пользы.

Арчибальд Карсон — упрямый сукин сын.

Моё сердце воспаряет, когда он поднимает глаза и улыбается мне. Но потом я понимаю, что в этом выражении есть что-то покровительственное, и хмурюсь.

— Я действительно горжусь тобой, Шарлотта, — говорит он, и я приподнимаю бровь.

«Грядёт какое-то «но», я просто знаю это. С моим отцом всегда есть «но»».

Я облизываю губы и переминаюсь с ноги на ногу.

«Пожалуйста, не будь куском придурка», — умоляю я Вселенную, изобретая ещё одно новое оскорбление. Кусок придурка. Хех. Я должна шить футболки.

— В прошлом ты бы закатила истерику или оскорбила меня, чтобы добиться своего.

— Эм, спасибо? — спрашиваю я, думая, что на самом деле его комплимент — это одна из тех ситуаций, когда оскорбления выдаются за комплименты. — Итак, ты собираешься хотя бы подумать о том, чтобы позволить мне остаться?

Папа продолжает улыбаться, но выражение его лица напряжённое.

Чёрт.

— Как бы я ни ценил, что ты нашла время привести убедительные аргументы, боюсь, мой ответ всё тот же. Ты можешь вернуться в Санта-Круз и закончить год со своими старыми друзьями, а можешь начать всё сначала в Лос-Анджелесе со своей матерью.

— Я уже начала с чистого листа, — выдавливаю я из себя, пытаясь сохранить самообладание. Сохранять спокойствие и ровный киль никогда по-настоящему не было моей сильной стороной. Но я пытаюсь, я действительно пытаюсь. — Потому что ты получил работу мечты. Ты не дал мне права голоса в этом вопросе. На самом деле, ты солгал мне, чтобы затащить сюда. И теперь я здесь, и я хочу остаться, а ты упорно хочешь отослать меня прочь?

— Здесь небезопасно, Шарлотта, — наконец говорит папа, и я приподнимаю бровь.

— Я думала, что Юджин и Дженика покончили с собой, — возражаю я, скрещивая руки на груди. Папа игнорирует это замечание, снимает очки и кладёт их на стол.

— Дело не в этом, — молвит он со вздохом, но я не могу сказать, лжёт ли он мне снова или просто чертовски устал. Я полагаю, что если ученик совершает самоубийство на территории учебного заведения, то это случит плохой характеристикой директору, да? Мне почти жаль его.

— Тогда в чём же дело? — умоляю я, кладя ладони на стол и наклоняясь вниз. — Ты не хочешь, чтобы я была здесь? Это всё? — мой голос немного срывается, и я понимаю, что, хотя я и не признавалась в этом самой себе, я тоже расстроена из-за этой части уравнения. Мы с папой так долго были против всего мира, а теперь он просто покончил со мной? Меня просто отправят через всю страну, как ненужную посылку?