— Кто знает? — тупо говорю я, потирая кулаком глаз. — Что ещё более важно, как, по-твоему, как он убедил банковского служащего открыть договор аренды ячейки без моего присутствия? Это кажется неясным.
Голос Слоан становится сухим.
— Этот человек мог убедить кого угодно в чём угодно. Всё, что людям нужно было сделать, это посмотреть ему в глаза, и они бы растаяли.
Это правда. Он был интровертом, но в нём было что-то особенное. Способ очаровать тебя без твоего ведома. Способ заставить тебя почувствовать себя особенной,
— Ты собираешься показать письмо полиции?
— Пуф-ф. Это ещё зачем? Эти следователи точно не были командой «А». И я всё ещё думаю о том, что одна страшная женщина-полицейский думала, что я имею какое-то отношение к его исчезновению. Помнишь, как она всегда искоса поглядывала на меня и всё время спрашивала,
— Ага. Она точно думала, что ты похоронила его труп у себя на заднем дворе.
Подавленная от этой мысли, я вздыхаю.
— В любом случае, в письме нет ничего, что могло бы им помочь. Мой настоящий вопрос... почему?
— Зачем иметь сейф, в котором нет ничего, кроме письма?
— Ага. — Слоан на мгновение задумывается. — Ну, я имею в виду, что после того, как вы бы с Дэвидом поженились, у вас, вероятно, были бы всевозможные важные документы, которые могли бы там оказаться. Свидетельство о браке, свидетельства о рождении, паспорта, что угодно.
— Я думаю, да. Я не получила бы свой маленький сейфик после этого.
То есть, после того, как он исчез. После того, как моя жизнь закончилась. После того, как моё сердце перестало биться навсегда.
Воспоминание о том, как Кейдж пристально смотрел на меня через стол «У Майкла», напоминает мне, что, в конце концов, это было не к добру. Я так не думала, но, возможно, в старом вибраторе ещё теплится жизнь.
— Да, это всё, — говорит Слоан. — Это должно было стать сюрпризом.
— Дэвид
— Но этот сюрприз был не для него. Он был для тебя. И если бы кто-то мог подумать, что сейф станет приятным сюрпризом для его новой невесты, это был бы Дэвид. У него была душа счетовода.
Это замечание заставляет меня улыбнуться.
— Он действительно сделал это.
— Ты помнишь тот раз, когда Дэвид подарил тебе бумажник на день рождения?
— С купоном на двадцатипроцентную скидку на массаж ног внутри? Как я могла об этом позабыть?
Мы смеёмся, потом замолкаем. Через мгновение я тихо говорю:
— Слоан?
— Да, детка?
— Ты думаешь, я сломлена?
Её ответ твёрд.
— Нет. Я думаю, что ты крутая сука, которая прошла через такое дерьмо, через которое никто никогда не должен проходить. Но сейчас это уже позади. С тобой всё будет в порядке.
— Ты обещаешь?
— Обещаю.
— Отлично. Если это говоришь ты, то нет причин сомневаться.
— Я уже много лет твержу тебе, что ты должна меня слушать, остолопина. Я намного умнее тебя.
Это замечание заставляет меня усмехнуться.
— Ты даже ни на йоту не умнее меня.
— Умнее.
— Не-а.
Звуча самодовольно, Слоан отвечает:
— Да, да, да, и у меня есть доказательства.
— Мне не терпится это услышать, — бормочу я.
— Ваша честь, я представляю суду следующее неопровержимое доказательство: влагалище обвиняемой.
Я усмехаюсь.
— Как мило. У вас имеются наглядные пособия для подтверждения этого вещественного доказательства?
Она игнорирует моё замечание.
— Которое обвиняемая безостановочно долбила с помощью личных устройств для удовольствия, настроенных на высокие вибрации, с тех пор, как она встретила некоего Кейджа... или как бы его там ни звали. Скажи мне, что я ошибаюсь.
Я сердито говорю:
— Что у тебя за навязчивая идея относительно состояния моей вагины?
Теперь голос Слоан звучит ещё более самодовольно.
— Так я и думала.
— К вашему сведению, Адвокат, я не пользовалась никакими устройствами на батарейках с тех пор, как повстречала этого человека.
— Хм. Только свои пальцы, да?
— Убирайся, злая ведьма.
— Извини, но ты застряла со мной.
— Почему каждый телефонный разговор с тобой заканчивается тем, что я хочу найти здание повыше, с которого можно сигануть вниз?
Слоан смеется.
— Это любовь, детка. Если это не больно, значит, оно ненастоящее.
Забавно, как небрежное замечание может оказаться в будущем, как какое-то ужасное пророчество, такой совершенно точной правдой.
11
Проходит месяц. Затем ещё один. Проходит День благодарения. Преподавание занимает меня днём, а Слоан, Моджо и моё искусство занимают всё моё время по вечерам.
Я снова начала рисовать. Не те тщательно выверенные пейзажи, которые делала раньше. Я переключилась на абстракции. Смелые, яростные штрихи цвета на холсте, эмоциональные и безудержные. Пейзажи – это всё о том, как я вижу, но эти... это всё о том, как я