И я определенно не доверяю Сид Маликовой, когда нахожу ее у своей входной двери ближе к полуночи.
— Где Люци? — спрашиваю я ее в качестве приветствия, мои глаза скользят по ней, как будто я увижу его, поднимающегося по ступенькам крыльца. Я знаю, что вокруг наших домов стоит охрана, я знаю, что если Сид думает, что она улизнула незаметно, то ее ждет совсем другое.
Она обхватила руками свое хрупкое тело — а оно хрупкое, понимаю я, разглядывая ее под светом из фойе у себя за спиной — и дрожит. На улице холодно, но она одета в плотную толстовку, черные брюки и свои обычные боевые ботинки. Ее волосы немного жирные, заправлены за уши, а лицо бледное. Больше чем бледное, оно просто… бесцветное. Почти пепельное. Какую бы искру я ни нашел в ней после того, как мы убили Пэмми, она исчезла.
— Он спит, — говорит она таким тоном, который говорит мне не задавать больше вопросов о нем.
— Почему ты здесь, Сид? — спрашиваю я, выдохнув. Я все еще не пригласил ее войти. Я хочу побыть одние.
Сид смотрит вниз на свои ноги.
— Мне нужно с тобой поговорить.
Мой первый инстинкт сказать ни хрена, но я прикусываю язык, когда ее серебристые глаза встречаются с моими. Под ними темные тени, и ее лицо выглядит… исхудавшим. С ней что-то не так.
Мое сердце словно замирает в груди.
Я отступаю назад, сдаваясь.
— Хорошо.
Она проходит мимо меня и шагает дальше в дом, ее шаги гулко отдаются по твердому дереву.
Я закрываю и запираю дверь и быстро разворачиваюсь, следуя за ней. В моем доме есть места, куда ей нельзя заходить, и, кроме того, она меня пугает.
— Что происходит? — небрежно спрашиваю я, когда она врывается на кухню и открывает холодильник. Она достает клюквенный сок — я использую его в качестве добавки перед тренировкой — и пьет прямо из бутылки.
— Э-э, — говорю я, прислонившись к кухонному острову, наблюдая за ней, — это, наверное, не то, что ты хочешь.
Она смотрит на меня поверх бутылки, пока я хватаю вейп, который заряжал до того, как она меня прервала. Я вдыхаю, затем выдыхаю облако дыма, на мгновение заслоняя от нее обзор.
А когда дым рассеивается, я вспоминаю.
Я не видел ее пьющей с тех пор, как они с Люци поженились. Она не пила даже тогда, на маленьком празднике, который мы устроили после свадьбы. Она не пила, когда я опрокинул рюмку перед тем, как мы покинули Либер и отправились в убежище Пэмми.
Она завинчивает крышку на соке и бросает его обратно в холодильник. Я замечаю шрам на ее ладони, когда она закрывает дверцу холодильника и складывает руки, затем прислоняется спиной к стойке и смотрит на меня.
Я делаю еще одну затяжку, затем ставлю ее на остров. Я сжимаю руки вместе, пытаясь сосредоточиться на ней, когда запрыгиваю на барный стул. На том, зачем она может быть здесь.
— Эм, — говорю я, когда она молчит, — почему твой мужчина не заметил, что ты улизнула?
Ее глаза сужаются до серебряных щелей, и я чувствую, как по позвоночнику пробегает холодок. Я не боюсь ее. Нисколько. Но она здесь в полночь, а Люцифера нет. Что-то здесь не сходится.
— Он спит. Я же сказала тебе.
— И он не проснулся, когда ты… ушла?
Она покачала головой.
— Я плохо спала. Он привык к этому.
Я хватаюсь за край острова, пытаясь удержать себя в вертикальном положении, моргая от кайфа и усталости. Я бы не хотел ничего больше, чем погрузиться в диван у себя за спиной в гостиной, но я говорю себе, что мне нужно сосредоточиться.
Она сожалеет о том, что мы сделали? Я тоже плохо сплю после Пэмми, но это не связано с молотком, который был покрыт ее мозговым веществом после того, как мы закончили. Перед тем, как мы сожгли это место дотла. Даже с Эллой в качестве приятного отвлекающего маневра, я все еще не могу выбросить грехи отца из головы.
И Малакай тоже вернулся туда.
Бруклин.
Джеремайя, истекающий кровью на том заполненном дымом складе.
— Хорошо, — говорю я медленно. — Но разве он не отслеживает тебя? GPS? — я имею в виду, это не конец света, если он узнает, что она здесь. Но… он может попытаться ударить меня или еще что-нибудь, а я не хочу разбираться с его дерьмом так поздно.
— У меня нет микрочипа, — возражает она, но таким тоном, который говорит о том, что она не удивится, если он у нее есть. — Я оставила свой телефон в доме.
Я подмигиваю ей.
— Умно, — говорю я, указывая на нее.
Она закатывает глаза.
— Да, — бормочет она, глядя в пол. — Он — нечто другое.
Последние слова она шепчет в основном про себя.
— Да, — я позволяю своим глазам закрыться. Я слышу в ушах ровный стук своего сердца, тихий и медленный. — Он может быть немного слишком, — соглашаюсь я, понимая, что, возможно, мне следует заткнуться и не говорить о своем брате, когда его здесь нет, особенно с его женой. Но я слишком под кайфом, чтобы беспокоиться, и в то же время достаточно трезв, чтобы помнить, что с Сид что-то не так.
— Он не просто слишком. Он… властный.