Тяжело дыша, я с трудом открываю глаза: меня пронзает боль. Но я отстраняюсь от этого, чтобы посмотреть на Андрея, на его лицо в нескольких сантиметрах от моего, когда он обнимает меня. Я хочу сказать ему, что со мной все в порядке. Все будет хорошо, потому что он выглядит таким расстроенным, но я не могу вымолвить ни слова, мой язык толстый и тяжелый во рту.
По его правой щеке тянется неровный порез, на носу засохшая кровь, но меня пугает интенсивность его взгляда. Они сияют с силой тысячи солнц.
— Не умирай на мне, детка, ты мне нужна. Ты слышишь меня, krasotka? — Его руки сжимаются на моем затылке, как будто он может каким-то образом вернуть мне жизнь. — Я люблю тебя. Я умру без тебя. Не бросай меня.
Его слова гулко отдаются в моем черепе, эхом отдаваясь в далеких глубинах моего сознания.
Андрей любит меня.
Я хочу сказать ему, что я тоже его люблю. Что я вернусь. Я так хочу не спать ради него, хочу быть с ним всегда, но темнота манит, заманивает в свои сладкие объятия. Я больше не могу бороться с ней.
Я остаюсь под водой и растворяюсь в пустоте.
ГЛАВА 40
Андрей
Я смотрю на лицо Джорджии в спокойном бессознательном состоянии и задаюсь вопросом, о чем она мечтает, в каком мире она находится, пока я дежурю у ее кровати. Прошло два дня, два самых длинных дня в моей жизни. Она получила сильное сотрясение мозга, когда ударилась головой о бетонный пол, за несколько мгновений до того, как мои люди проломили часть стены здания.
Медикаментозная кома, в которой она находится, — единственный способ защитить ее мозг от отека. Прямо сейчас она выглядит такой уязвимой и беспомощной — единственный признак жизни — это неглубокий подъем и опускание ее груди, — но она доказала, что она совсем не слабая. Когда ее подвергли испытанию, она оказалась абсолютным демоном, и я бы солгал, если бы сказал, что не горжусь тем, как сильно она надрала задницы.
Не то чтобы мне нужно было, чтобы она это доказывала. Я знал, на что она способна, в тот момент, когда встретил ее. Возможно, именно это и привлекло меня к ней.
Моя свирепая девушка с добрым сердцем каким-то образом вывернула мой мир наизнанку в лучшем виде. Она разрушила меня, зарылась в мои вены, как никто другой. Я рисковал своим королевством ради нее и сделал бы это снова. Я скажу ей это, если когда-нибудь снова увижу ее бодрствующей, если она сможет вынести вид моего лица. Я только обрушил на нее дерьмовую бурю.
Дверь в мою спальню открывается и закрывается, но я даже не удосужился поднять голову. Эта комната была вращающейся дверью для посетителей: Наталья, мои братья, Джулиан и Роуэн, а также отец Джорджии, которого мы переместили в поместье, — постоянно находились рядом с ней.
Единственный человек, который еще не показывал своего лица, — это Кира, и я знаю почему. Вина, подавленность, шок — это была огромная сумма для двадцатиоднолетней девушки. Возможно, между Кирой и Олегом не было утраченной любви, но его жестокие слова и агрессивное поведение на заброшенном складе останутся с ней навсегда. Было больно смотреть.
Из-за всего этого она скрывалась в комнате в нашем поместье. Мы дали ей время обдумать все по-своему. То, что она здесь, с нами, — единственный луч солнца в мрачные дни размышлений о том, станет ли Джорджия когда-нибудь снова самой собой.
— Мне жаль. — Голос Киры разносится по тихой комнате. Я поднимаю глаза и вижу ее купающейся в лунном свете, проникающем сквозь тяжелые шторы. Она разговаривает со мной, но ее покрасневшие глаза устремлены на Джорджию. Синяк под глазом, который подарил ей Олег, резко контрастирует с ее алебастровой кожей, и мне хотелось бы снова убить ее отца.
— Кира. — Я вскакиваю и делаю движение к ней, но она поднимает руку.
— Нет, не надо. — Она отводит взгляд, как будто ей невыносимо видеть мягкость в моем выражении лица. — Я чуть не убила ее и тебя. Я чуть не убила нас всех. И Джейк… У нее перехватывает дыхание, и по щекам скатывается новая волна слез.
— Единственный виновный — твой отец. Он несет ответственность за эти смерти, а не ты. — Когда она не смотрит на меня и не отвечает, я хватаю ее за руку и провожу через открытые балконные двери на небольшую террасу. Нам уже пора поговорить. — Садись, — мягко говорю я ей.
Она делает, как я говорю, но корчит рожу, падая в серое кресло.
— Я знала, что старшие братья должны быть властными, но почему-то мне кажется, что ты немного особенный.
Я улыбаюсь этому.
— Джорджия определенно согласится. Теперь, когда я думаю об этом, Джулиан, Даниил и Лео тоже согласились бы. Но они тоже чертовски властные. Вот увидишь. — Говорю я, подмигивая. Она молчит, и я вижу, как в ее голове крутятся шестеренки ненависти к себе. — Послушай, Кира, никто тебя не винит, и я знаю, что Джорджия тоже не винит.
Кира вдыхает теплый ночной воздух, глядя вдаль.
— Знаешь, она пыталась меня предупредить. Джорджия продолжала говорить мне, чтобы я просто поговорила с тобой, чтобы ты прислушался к разуму. — Кира вздыхает, ее плечи опускаются вперед. — Я была такой идиоткой, думая, что смогу играть с большими мальчиками.