Безжалостный убийца

Гавот наскоро рассмотрел идею — не будет ли лучше, если он втихаря проигнорирует приказ командора и вместо этого поошивается рядом с рубкой? Вдруг берсеркеры только и ждут, чтобы они разделились? Было бы забавно устроить засаду на еще одну чертову машину. Хотя нет, просто сидеть и ждать — чересчур пассивный образ действий. Кстати, ему еще потребуется время, чтобы отыскать дорогу на этом здоровенном незнакомом судне. Кристофер двигался осторожно, но без малейшей нерешительности. Сейчас он особенно остро ощущал себя живым. Нет, он сам будет устанавливать правила этой игры.

Словно в награду за бесстрастность Кристофера, указания корабельного компьютера оказались точными. Так всегда — когда ты начеку и ожидаешь ловушек, все проходит без сучка и задоринки. Гавот без проблем отыскал дорогу в узкий коридор, где располагался медотсек. Там оказалось пять устройств, напоминающих причудливо разукрашенные гробы. Все они были разрисованы принятыми в Галактике символами аварийных ситуаций.

Гавот с легким удивлением обнаружил, что один из медицинских роботов занят. Подойдя поближе, Кристофер увидел, что робот работает в режиме анабиоза. За статгласовым колпаком смутно виднелось лицо лежащего в анабиозе человека — это явно был соларианец. Потом Гавот вызвал и прочел подробную медицинскую справку, касающуюся некоего Фоулера Аристова. Как выяснилось, триста лет назад этот молодой человек был одним из добровольцев колонизационного проекта, организованного фондом Сардоу. Он намеревался посвятить свою жизнь уходу за юными колонистами.

— Эй, Фоулер Аристов! Тук-тук! Пора вставать! Ты просрочил арендную плату! — изрек Гавот. Произнося эти слова, Кристофер нащупал и нажал кнопку срочного пробуждения. Внутри занятого гробика и вокруг него забегали огоньки, указывая, что процесс пошел. Фоулеру Аристову пора встать и явить свой светлый лик. Командор явно захочет уложить в эту чудную уютную кроватку кого-нибудь другого. А Гавот — по крайней мере, на нынешний момент — намеревался всемерно поддерживать командора.

Потом Кристоферу пришло в голову: а кто, собственно, сказал, что после трех сотен лет эти медироботы до сих пор работают безукоризненно? Пожалуй, стоит привести их в рабочее состояние и подготовить к приему ребят командора. Гавот перевесил оружие — но так, чтобы оно по-прежнему оставалось под рукой, — и двинулся вдоль ряда, переводя каждого робота в режим проверки. Судя по показаниям приборов, медотсек действительно был в полном порядке и готов был хоть сию минуту принять пациентов. Тот, который пока что был занят, должен был освободиться через несколько минут. Это было широко распространенной практикой: такие устройства делали взаимозаменяемыми и пригодными для приостановленного оживления — в терапевтических целях. Наиболее тяжелых, практически безнадежных пациентов робот переводил в анабиоз, давая им тем самым возможность дождаться наилучшей медицинской помощи или, по крайней мере, решения консилиума.

Осторожно испытав местный интерком, Гавот связался с командором. Принсеп все еще сидел в рубке. Когда командор отозвался, в голосе его звучало легкое удивление — и сильная усталость. Ему так и не удалось завести яхтенные двигатели.

Вскоре Гавот без всяких приключений добрался обратно к рубке. Вымотавшийся до предела, Принсеп сидел в командирском кресле, погрузившись в задумчивость. Он едва поднял глаза на вошедшего Кристофера.

— Дьявольщина… С двигателем какие-то нелады. Даже если есть шанс привести его в порядок, с ним сперва придется повозиться. Ладно, вы лучше скажите — хотя бы медироботы работают нормально?

— Да-Сколько их?

— Пять.

— Скверно. Нам нужно восемь. Ну, по крайней мере пятерых самых тяжелых раненых надо поместить туда, и как можно скорее. Свяжитесь с Тонгрес и Динантом, пускай они начинают перевозить людей.

Санди Кенсинг медленно выныривал из глубокого анабиоза. Это не было похоже на пробуждение от обычного сна. В этом пробуждении было нечто от выздоровления после долгой болезни, только происходило оно значительно быстрее. И еще было в нем некое смутное сходство с состоянием человека, находящегося под воздействием наркотиков. За последние четыре-пять субъективных лет жизни Кенсинга эти ощущения стали отлично знакомы Сандро, и он сразу же их узнал.

Нити-паутинки принялись сплетаться, образуя покров великолепного сна, — это тоже слегка напоминало действие наркотика, — но тут же были грубо разорваны. Сон был как-то связан с самим Кенсингом и Анютой. В этом сне они наконец-то вышли из анабиоза одновременно, и Дирак отпустил их и как-то переправил домой…

Но нет, сон уже развеялся. Кенсинг находился на борту биостанции… и пребывал там дьявольски долго. Иногда Сандро казалось, что он торчит здесь уже целую вечность. Что он был здесь всегда.

Да, он по-прежнему на биостанции, в своем анабиоз-ном отсеке. А над чертовым гробом склонился какой-то здоровенный, крепко сбитый, начинающий седеть мужчина.

— Пора вставать, парень, — раздался настойчивый скрипучий голос.