Беззумный Аддам

Конечно, микробы обожали издревле привычные им места, такие, как сиденья унитазов, полы, раковины и дверные ручки. Но кроме этого, они любили тусоваться на кнопках лифтов, телефонных трубках и компьютерных клавиатурах. Все это следовало протирать антибактериальными салфетками и стерилизовать лучами смерти — в дополнение к мытью полов в коридорах и всякому такому. Кроме того, в обязанности Зеба входило пылесосить полы в кабинетах более важных начальников — на случай, если роботы-уборщики, которые работали днем, что-нибудь пропустили. Эти роботы вечно катались под ногами, возвращались к стенным розеткам подзарядиться, потом снова кидались в бой, постоянно бибикая, чтобы кто-нибудь о них не споткнулся. Ходить по офису было все равно что по пляжу, усыпанному гигантскими крабами. Когда Зеб был один на этаже, он запинывал их ногами в углы или переворачивал на спину — просто так, посмотреть, как скоро им удастся перевернуться обратно.

Кроме спецодежды, он получил еще новое имя: Горацио.

— Горацио? — повторяет Тоби.

— Не смешно. Кому-то пришло в голову, что именно так текс-мексиканская семья, проползшая под Стеной, может назвать своего отпрыска в надежде на его лучезарное будущее. Они решили, что я похож на текс-мексиканца, ну или на помесь с соответствующей ДНК. Что, кстати говоря, вскоре оказалось правдой.

— О, — догадывается Тоби. — Пилар сравнила ДНК.

— Точно. Хотя узнал я об этом не сразу. Нас с Пилар не должны были видеть вместе, потому что с чего бы она стала водить со мной знакомство? И вообще, чтобы встретиться, нам пришлось бы существенно нарушить свой распорядок — мы работали в разных сменах. Поэтому, когда я отдал ей мазок слизистой, мы договорились о коде.

Еще раньше, пока я ехал в пломбированном вагоне «Криогения», а Пилар готовила мою новую личность, дезинфектора, и вводила ее в систему, она уже знала, что я буду убирать женский туалет — через коридор от той лаборатории, где работала она. Я был в ночной смене — в ней работали только мужчины, чтобы избежать всякого лапанья и визга, которыми чреваты смешанные коллективы. Поэтому после наступления темноты весь этаж был мой. Я должен был следить за второй кабинкой слева.

— Пилар оставила записку под крышкой бачка?

— Нет, это было бы слишком очевидно. Бачки постоянно проверяли: только безнадежный дилетант положил бы туда что-нибудь важное. Нашим почтовым ящиком был квадратный железный кармашек на стене. Знаешь, какие бывают в женских туалетах, для этих, как их. Ну, которые нельзя спускать в унитаз. Но все равно это была не записка — слишком опасно.

— Значит, сигнал?

Интересно, какой, думает Тоби. Один — да, два — нет. Но два чего?

— Да. Что-то такое, что не бросалось бы в глаза, но и не было бы совсем обычным. Она решила использовать косточки.

— Какие еще косточки? — Тоби представляются мелкие белые косточки животного. Наконец она догадывается. — Вроде персиковых?

— Именно. Таких, которые могли остаться от съеденного в туалете обеда. Некоторые секретарши так поступали — уходили в сортир, чтобы пообедать в тишине и покое, сидя на толчке. Я порой находил в этих ящичках остатки сэндвичей: то шкурку от бекона, то кусок засохшей сырной пасты. В «Здравайзере» на сотрудников постоянно давили, и чем ниже по иерархии, тем давление было сильнее, поэтому они урывали минутку покоя как могли.

— А какие были косточки? — интересуется Тоби. — Какие означали «да» и какие «нет»?

Образ мышления Пилар ее всегда завораживал; Пилар ни за что не взяла бы первые попавшиеся фрукты.

— Персиковая косточка означала «нет» — я не родня преподобному. Финиковая — «да»: не повезло, преподобный — твой папочка, услышь и возрыдай, ибо в тебе по крайней мере половина — от психопата.

Персик кажется Тоби логичным: вертоградари ценили этот фрукт и допускали, что именно персик был тем самым плодом на Древе Жизни в раю. Впрочем, вертоградари ничего не имели и против фиников, да и против любых других фруктов, которые не поливались химикатами.

— Похоже, «Здравайзер» хорошо снабжали, — говорит Тоби. — По-моему, как раз тогда урожаи персиков и яблок сильно упали, когда начали вымирать пчелы. И слив, и разных цитрусовых тоже.

— У «Здравайзера» дела шли в гору. Они просто лопатой гребли деньги — и от витаминов, и от лекарств. Так что могли себе позволить импортные фрукты, опыленные кибернасекомыми. Свежие фрукты были одной из привилегий для работников «Здравайзера». Конечно, только для руководства.

— Так что ты нашел? — напоминает Тоби. — В смысле косточек.

— Персик. Аж две персиковые косточки. Чтобы лучше дошло.

— И что ты почувствовал? — спрашивает Тоби.

— Оттого, что Пилар расстаралась на дорогие фрукты? — он явно избегает разговора о чувствах.

— Оттого, что твой отец оказался тебе не отцом, — терпеливо говорит Тоби. — Что-то ты же должен был почувствовать.

— Ну да, ну да. Я подумал: «Так я и знал»! Я люблю оказываться правым, а кто не любит? И еще я стал меньше переживать из-за того, что я… Ну, знаешь. Превратил его в кисель.

— Ты переживал?! Да будь он даже твой родной отец, он был последней…