Беззвездное море

Дориан кладет руку себе на плечо, касаясь верхнего края очень затейливой и крайне реалистично выполненной татуировки, что покрывает его спину. Ветви деревьев, пологом цветущая вишня, звезды, сверкающие фонариками и огнями, – все это является фоном для основного сюжета: пень, уложенный книгами, на которые из улья стекает мед, а на улье восседает сова в короне.

Закери Эзра Роулинс танцует. Бальный зал полон народу, музыка звучит слишком громко, но царят непринужденность и неуклонно слаженный ритм. Партнерши Закери по танцам то и дело меняются, и все они в масках.

Все вокруг мерцает золотом и прекрасно.

– Эзра, – слышит он голос Мирабель, странно тихий и далекий, когда ее лицо так близко. – Эзра, вернись ко мне, – говорит она.

Возвращаться не хочется. Бал только начался. Тут есть загадки. И есть ответы. Он все поймет, только дайте еще потанцевать, пожалуйста, всего один танец.

Порыв ветра уносит его партнершу, и он не может подать руку другой. Золоченые пальцы выскальзывают из его хватки. Музыка замолкает.

Бал исчезает, мимолетный, как вздох, и перед глазами Закери возникает, почти в фокусе и почти вплотную, лицо Мирабель. Закери моргает, пытаясь вспомнить, где он, и понимает, что ни малейшего представления не имеет где.

– Что случилось? – бормочет он.

Мир расплывчат и плавно вращается, как будто он еще кружится в танце, хотя теперь ясно, что на самом деле он лежит на твердом полу.

– Ты сознание потерял, – говорит Мирабель. – Вероятно, от удара. Из тебя вышибло дух. У нас была не самая мягкая из посадок. – Она машет рукой на груду мятого металла неподалеку. Это то, что осталось от лифта. – Вот, – добавляет она, – я сняла их, чтобы тебе было легче дышать, и они, к счастью, целы.

И она протягивает ему очки.

Закери садится, надевает их.

Лифт рухнул таким манером, что остается только поражаться тому, что они вдребезги не разбились. Может, благословение Хранителя помогло, и боги проследили за этим, потому что шахты лифта над ними нет, а только каменная разверстая полость.

Мирабель помогает ему подняться на ноги.

Они находятся во внутреннем дворе, окруженном шестью высокими, отдельно стоящими каменными арками, большей частью в развалинах, но те, что еще стоят, помечены символами, вырезанными на замковых камнях. Разобрать удается только ключ и корону, но о том, что было на остальных, догадаться очень легко. За арками – руины того, что было когда-то городом.

Единственное слово, которое приходит Закери на ум при взгляде на сооружения вокруг, – “древность”, но древность эта не привязана ни к какому периоду, это какой-то лихорадочный архитектурный бред, сон из камня, слоновой кости и золота. Колонны, обелиски, пагоды. Все вокруг посверкивает, будто весь город и пещера, в которой он располагается, покрыты слоем хрусталя. Мозаики тянутся вдоль стен, ими выложены дороги, но земля большей частью усыпана книгами. Груды книг навалены и разбросаны по всему пространству, брошены теми, кто когда-то здесь жил, кто их читал.

Полость в камне обширна и легко вмещает в себя город. Дальние скалы изрезаны лестницами, дорогами и башнями, испускающими лучи света, как маяки. Хотя это всего лишь отдельные лучи, вокруг светло. Все это выглядит слишком огромным, чтобы располагаться под землей. Слишком просторным, слишком затейливым и – совершенно заброшенным.

Рядом с упавшим лифтом – сооружение, похожее на фонтан, но бьет из него не вода, а пламя, струится из чаш, сочащихся огнем так же, как люстры, задрапированные хрусталем, хотя горят лишь некоторые из них. Во дворе несколько таких фонтанов, остальные потушены.

Закери поднимает какую-то книгу, на ощупь она твердая и весомая, и страницы склеены чем-то липким, как выясняется, медом.

– Затерянные города, медовые-костяные, – замечает он.

– Строго говоря, это Гавань, хотя большинство Гаваней очень похожи на города, – уточняет Мирабель, и Закери кладет нечитаемый том на место, пусть отдыхает. – Я помню этот двор, здесь было Сердце той Гавани. Во время празднеств арки увешивали фонариками.

– Ты это помнишь? – переспрашивает Закери, глядя на опустелый город. Когда кто-то был здесь в последний раз.

– Я помнила тысячу жизней до того, как выучилась говорить, – молвит Мирабель. – Некоторые из них выцвели со временем, и большей частью похожи на смутный сон, но я узнаю места, где бывала раньше, когда я в них попадаю. Наверное, это похоже на то, когда тебя преследует собственный призрак.

Закери наблюдает за ней, пока она занята воспоминаниями. Пытается решить, так ли она реальна здесь, как в очереди за кофе в центре Манхэттена, но не может. Держится она так же, как там, только вся в синяках, в пыли, усталая. Свет фонтана играет на ее волосах, расцвечивая их всеми оттенками красного и фиолетового, не позволяя им выбрать какой-то один цвет.

– Что здесь произошло? – спрашивает он, пытаясь охватить мыслью все сразу и отчасти еще кружась в золотом бальном зале. Он тычет носком ботинка, пытаясь открыть другую книгу. Она не открывается так же, как первая, запечатана медом.