Беззвездное море

Закери, поколебавшись, следует за ними. Он топчется в дверях, наблюдая, как Мирабель ногой подталкивает кресло от письменного стола к камину. Одна из банок, что стоят на каминной полке, опрокидывается, разбрасывая ключи.

– Ты не верил, что у меня есть план, – говорит Мирабель, взбираясь на сиденье. – План был всегда, люди работали над ним веками. Просто были некоторые, ну, осложнения. Так ты идешь, Эзра? – спрашивает она, не глядя на Закери.

– Куда? – спрашивает Закери в тот самый момент, как Хранитель произносит:

– Куда это вы собрались?

– Нам надо спасать дружка Эзры, ведь очевидно, что именно этим мы все время и занимаемся, – поясняет Хранителю Мирабель.

Она сдергивает меч с его держателя над камином. Еще одна банка падает с полки, так же рассыпая ключи.

– Мирабель! – протестует Хранитель, но, по-прежнему стоя на кресле, она вскидывает и направляет на него меч. По ее хватке ясно, что с оружием она управляться умеет.

– Сделай милость, прекрати свои уговоры, – произносит она так, что это и остережение, и просьба. – Я люблю тебя, но сидеть здесь и ждать, когда эта история переменится, не буду. Я сама добьюсь перемен. – Эта речь сопровождается взглядом в упор, который сосредоточен на кончике острия, и после долгой бессловесной перепалки она опускает меч и подает его Закери. – Вот, возьми это.

– “Опасно идти одному”, – принимая меч, отзывается он старым игровым мемом, адресуясь при этом отчасти Мирабель, отчасти себе и отчасти мечу. Меч тонкий, прямой, обоюдоострый и выглядит так, словно место ему в музее, и, собственно, там он последнее время и был, в известном смысле. Чем Гавань не музей? Эфес украшен сложным орнаментом из спиралей, а кожа на рукояти изношена, и по ней видно, что руки многих людей держали меч на его веку. Он все еще остр – и тяжелее, чем кажется.

Это тот же меч, с которым Закери на картине, хотя там он лучше отполирован.

– Мне надо переодеться, – говорит Мирабель, спрыгивая с кресла, и, хмурясь на разорванный рукав, принимается отряхивать с себя пыль. – Встречаемся через минуту у лифта, хорошо, Эзра?

После чего уходит, не дожидаясь ответа и ни слова Хранителю не сказав.

Тот долго смотрит ей вслед в дверной проем, хотя Мирабель там уже нет.

– Значит, пират – это вы, – констатирует Закери. А все истории – это одна и та же история. – Из подземелья. Из книги. – Хранитель на эти слова оборачивается, смотрит на Закери. – А Мирабель – это та девушка, которая вас спасла.

– Это было очень давно, – вздыхает Хранитель. – В той, прежней Гавани. И “пират” – это неточно переведено. Правильней было бы “плут”. Меня звали “Капитан Гавани”, пока не решили, что Гавани капитаны без надобности.

– И что случилось? – спрашивает Закери.

Он думает об этом с тех самых пор, как впервые прочел “Сладостные печали”. История не могла так закончиться.

Это же очевидно.

– Мы не ушли далеко. Они казнили ее у меня на глазах. Утопили в Беззвездном море.

Он протягивает унизанную кольцами руку и кладет ладонь на лоб Закери, и это прикосновение кого-то – или чего-то – до такой степени древнего, что и вообразить невозможно. Пульсируя, покалывая кожу, ощущение распространяется волнами от головы вниз к пальцам ног.

– Да благословят и оберегут вас боги, мистер Роулинс, – говорит он, снимая руку со лба.

Закери кивает, берет свою сумку, меч и выходит из кабинета.

Держась ближе к стенам, по краю Сердца он обходит те части пола, что еще старательно себя ремонтируют, не оглядываясь назад, не глядя под ноги, а только вперед на рухнувшую дверь, ведущую к лифту.

Мирабель стоит посреди аванзала, потряхивая спутанными волосами, которые зримо розовеют и на глазах становятся ярче. Большую часть пыли с лица ей удалось стереть, и она успела переодеться в тот же пушистый свитер, в котором была в первый раз, когда Закери увидел ее не в маскарадном платье.

– Он благословил тебя, верно? – спрашивает она.

– Да, – Закери еще чувствует, как покалывает ему кожу.

– Это хорошо, – кивает Мирабель. – Нам понадобится вся возможная помощь.

– Да что случилось? – спрашивает Закери, оглядываясь на разруху вокруг. Светящиеся янтарные стены все в трещинах, часть обвалилась. Из шахты лифта несет дымом.

Мирабель смотрит вниз, на каменный мусор, и подталкивает что-то носком ботинка. Несколько игральных костей, стронувшись от этого пинка с места, начинают катиться – но не останавливаются, а падают в трещину в полу и там исчезают.

– Аллегра настолько отчаялась, что попыталась закрыть дверь с другой стороны, – объясняет она. – Скажи, Эзра, тебе нравится это место?

– Да, – сбитый с толку, отвечает Закери, но даже утвердительно кивая, он понимает, что вовсе не имеет в виду это место таким, какое оно сейчас, с опустелыми коридорами и разбитой вселенной. Он подразумевает то, каким оно было раньше, живым. Он имеет в виду переполненный бальный зал. И множество искателей того, для чего у них нет названия, искателей, которые находят это в историях, написанных и неписаных, и друг в друге.