Беззвездное море

Странно, как пусто и тихо сейчас в ее голове. Гул прошлых историй Райм хоть сколько-то еще слышит, хотя они тихие и спокойные, – но истории всегда угоманиваются, как только их записали, независимо от того, про прошлое они, настоящее или будущее.

Самое странное как раз то, что о будущем возвышенных, эмоционально наполненных историй нет. В ушах у нее слабенько тренькает то, что произойдет через несколько минут, – совсем слабенько по сравнению с историями, которые, накладываясь, наползая одна на другую, когда-то, в прежние времена, звучали у нее в голове, – а потом и совсем ничего. Значит, этому месту больше нечего ей рассказать. Столько времени ушло у нее на то, чтобы научиться расшифровывать и записывать их так, чтобы они хоть какое-то сходство имели с тем, как разворачивались их сюжеты в ее ушах и в ее сознании, а теперь они почти стихли. Она надеется, что тот, кто записал эти самые последние мгновения, отдал им должное, не она это сделала, но по тому, как они жужжат у нее в ушах, можно понять, что они уже запечатлены.

В последний раз Райм прошлась по Архиву, попрощалась с ним молча, позволив историям еще погудеть ей, и продолжила свое восхождение.

Дверь в Архив она оставляет незапертой, на волю волн.

Беззвездное море следует за Райм вверх по лестницам, через залы и сады, захватывая себе скульптуры, картины, воспоминания – и ох сколько книг.

Электрические лампочки, помигав, гаснут, погружая окрестности в темноту, но свечи горят, и их достаточно, чтобы Райм не заплутала. Она предвидела это, заранее позаботилась о том, чтобы их огоньки вели ее.

Запах горящих волос встречает Райм, когда она достигает Сердца. В кабинет Хранителя она входит, не стучась, и не говорит ничего, увидев его коротко, кое-как остриженным, тогда как белые косы его тлеют теперь в камине и нанизанные на них жемчужины обугливаются и падают в пепел.

Одна жемчужина за каждый год здесь, внизу, проведенный.

Он никогда не рассказывал ей об этом, да и нужды не было. Райм и так знает его историю, ей пчелы ее нашептали.

Мантии Хранителя аккуратно сложены стопкой на стуле. Сам он теперь в твидовом костюме, который вышел из моды, и тогда, когда его в последний раз надевали, было уже довольно давно. Хранитель сидит за столом и при свете свечи что-то пишет. Он при деле, и Райм сразу перестает чувствовать себя виноватой, что так задержалась, но ведь она всегда знала, что они будут ждать до последнего и только потом уйдут.

– Все кошки выпущены? – спрашивает Хранитель, не отрывая глаз от блокнота.

Райм указывает на рыжего кота, который лежит на столе.

– Упрямец, – кивает Хранитель. – Придется нам взять его с собой.

Он продолжает писать, а Райм смотрит. Она могла бы прочесть то, что он торопливо строчит, но, опять же, она и так знает, что там. Призывы и мольбы. Благословения и стремления, пожелания и остережения.

Обращается он к Мирабель, как обращался всегда, как продолжал писать все те годы, что она провела с Закери в земных глубинах, пишет так, будто бы говорит с ней, будто она шепотом на ухо слышит каждое его слово, запечатленное на бумаге.

Райм спрашивает себя, знает ли он, что Мирабель слышит его, всегда слышала и всегда будет слышать, на расстоянии, в течение многих жизней, в тысячах переворачиваемых страниц.

Наша история не заканчивается на этом, – пишет он. – Она просто меняет свой ход.

Хранитель откладывает ручку и закрывает тетрадь.

Он смотрит на Райм.

– Тебе надо переодеться, – говорит он, глядя на ее одеяние и пропитанные медом туфли.

Райм развязывает свою рясу, снимает ее. Под рясой оказывается та же одежда, в которой она когда-то впервые сюда спустилась: ее старая школьная форма, юбка в клетку и белая блузка на пуговицах. Ей показалось неправильным в дорогу одеться во что-то еще, хотя ощущение такое, словно на ней не эта, а ее прошлая жизнь, да и блузка стала слишком тесна. Но пропитанные медом туфли заменить нечем.

Хранитель, словно не замечая наступления медовых волн, встает и наливает себе в бокал вина из бутылки, которая стоит на столе. Он предлагает налить еще один, для Райм, но та отказывается.

– Не волнуйся ты так, – говорит он, глядя на то, как Райм смотрит на море. – Все здесь, – говорит он, кончиком пальца прикасаясь к ее лбу. – Ты только не забудь это выпустить.

Хранитель протягивает ей свою авторучку. Райм улыбается, глядя на ручку, и кладет ее в карман юбки.

– Ну, готова? – спрашивает он, и Райм кивает.

Хранитель еще раз оглядывает кабинет, но не берет ничего, кроме бокала вина, когда они переходят в соседнюю комнату, а рыжий кот идет следом.

– Будь добра, помоги мне, – просит он, ставя бокал на полку, и они с Райм, отодвинув в сторону большой двойной портрет Закери и Дориана, открывают доступ к двери, которая пряталась за картиной.

– Что ж, куда мы пойдем? – спрашивает Хранитель.

Райм колеблется, глядя на дверь, а потом еще разок оглядывается через плечо. Море добралось до кабинета и властвует там, сметает с письменного стола свечи, опрокидывает метлу, которая столько времени простояла в углу.