Беззвучный крик

Не в состоянии заснуть после той эмоциональной встряски, которую он получил сегодня вечером, не говоря уже об отказе со стороны Коры, Эззи полчаса назад встал, оделся и, стараясь не шуметь, выскользнул из дома. У Коры была радарная система не хуже, чем у летучих мышей-вампиров, а Эззи не хотел с ней ругаться из-за того, что он тратит ночные часы на ту работу, на которую округ отвел ему неделю.

Тем не менее Эззи отдавал себе отчет в том, что сколько бы его ни заверяли, что в управлении шерифа округа Блюэр ему всегда рады, отныне не стоит мозолить здесь глаза. Он совсем не хотел превратиться в жалкого старика, цепляющегося за воспоминания о прежних славных днях и не понимающего, что он больше не нужен.

Он поблагодарил помощника, поставившего на стол дымящуюся кружку с кофе.

— Пожалуйста, закрой за собой дверь, Фрэнк. Я не хочу тебя беспокоить.

— Да ты меня и не беспокоишь. Ночь была тихой.

Однако дверь он все-таки закрыл. Эззи в общем-то не волновало, побеспокоит ли он дежурного. Ему просто ни к чему лишняя болтовня. Дело в том, что сейчас Эззи собирался разобрать папки, накопившиеся за годы его работы.

Конечно, не те официальные отчеты, которые хранились в архивах городской полиции, Департамента общественной безопасности Техаса, «Техасских рейнджеров» — короче говоря, всех правоохранительных структур, с которыми его контора сотрудничала в проведении расследований.

Нет, папки в его кабинете содержали личные заметки Эззи — списки вопросов, которые нужно задать подозреваемому, даты и имена людей, связанных с данным делом, сведения, сообщенные надежными информаторами или свидетелями, пожелавшими остаться неизвестными. Большей частью эти записи были выполнены Эззи собственноручно на первых попавшихся под руку клочках бумаги карандашом номер два, причем он всегда использовал придуманную им самим систему сокращений, которую никто больше расшифровать не мог. Эззи считал эти материалы чем-то вроде личного дневника. В них было зафиксировано все, что произошло за время его службы.

Он отпил кофе, подкатил кресло к металлическому шкафу и выдвинул нижний ящик. Папки были более или менее разложены по годам. Эззи достал несколько самых ранних, быстро пролистал и, посчитав, что их незачем хранить, бросил в поцарапанную коричневую корзину для бумаг, стоявшую здесь с тех пор, как он впервые появился в этом кабинете.

Методично продолжая работу, Эззи неуклонно приближался к тысяча девятьсот семьдесят пятому году. К тому времени, когда он добрался до папок с материалами этого периода, весь кофе уже перекочевал в его желудок.

Одна папка отличалась от остальных прежде всего тем, что была толще и имела более потрепанный вид. Собственно, это была связка из нескольких скоросшивателей, скрепленных вместе толстой резинкой. За эти годы Эззи неоднократно доставал ее и просматривал содержимое, каждый раз засовывая связку обратно в кипу менее значительных дел.

Сняв резинку, он нацепил ее себе на запястье поверх медного браслета. Он носил этот браслет потому, что, как считала Кора, медь помогает при артрите, хотя сам Эззи в это не верил.

Положив папки на стол, он сделал глоток свежего кофе, который без всякого напоминания с его стороны только что принес помощник, и раскрыл верхнюю. Папка открывалась страницей из ежегодника средней школы. Эззи хорошо помнил тот день, когда он вырвал эту страницу. Третий ряд сверху, второй снимок слева. Патриция Джойс Маккоркл.

Она смотрела прямо в объектив фотоаппарата с таким выражением, словно знала какой-то секрет, который фотограф был бы тоже не прочь узнать. Надпись под ее фамилией сообщала, что Патриция занимается в хоре, в испанском клубе и клубе будущих домохозяек. Ее совет школьникам помладше был таким: «Развлекайтесь, развлекайтесь и развлекайтесь!»

На такого рода фотографиях люди обычно выходят не очень привлекательно, но Пэтси выглядела просто ужасно — главным образом из-за того, что и в жизни была отнюдь не красавицей. Глаза маленькие, нос широкий и плоский, губы тонкие, подбородок почти полностью отсутствует.

Тем не менее Пэтси пользовалась в школе огромной популярностью. Эззи очень скоро выяснил, что в том году Пэтси Маккоркл бегала на свидания чаще, чем любая другая старшеклассница, включая первых красавиц.

Почему? На его недоуменный вопрос один из ее одноклассников — который теперь владеет заправочной станцией на Крокетт-стрит — ответил:

— Пэтси была доступна, шериф Хардж. Вы понимаете, что я имею в виду?

Эззи понимал. Он сам когда-то учился в средней школе, и все мальчишки знали, кто именно из девочек доступен.

Однако подмоченная репутация Пэтси нисколько не облегчила его миссию, когда Эззи жарким августовским утром отправился к ней домой, чтобы сообщить новость, которую никто из родителей никогда не пожелал бы услышать.

Маккоркл руководил в городе коммунальным хозяйством.

Эззи знал его в лицо, но близкими знакомыми они не были.

Маккоркл заметил шерифа прежде, чем тот успел подойти к веранде. Открыв дверь, он сразу же спросил:

— Что она натворила, шериф?