Но если в авиации «все было понятно» — по крайней мере на ближайшие лет несколько, то вот с ракетами ситуация была очень неоднозначной. Потому что множество проектов находились на разных стадиях разработки и было совершенно непонятно, когда эти проекты смогут воплотиться в реально летающее «железо». К тому же у ракетчиков и заказчики были очень разными, а уж исполнители этих заказов… были еще более неодинаковыми. Да еще и к разным министерствам относились.
Владимир Николаевич Челомей после завершения испытаний системы запуска самолетов-снарядов из-под воды с удовольствием «тему закрыл» и передал все наработки по «подводному старту» Макееву, причем вместе с большинством специалистов, которые эту тему в его ОКБ и вели… Виктор Петрович «тему» с удовольствием подхватил и довольно быстро кое-что очень интересное для военных моряков даже сделать успел — тем более быстро, что Челомей ему «передал» и испытательную станцию на Иссык-Куле. Правда в результате Макеев окончательно разругался с Королевым (точнее, королев с Макеевым разругался) из-за того, что ВМФ тут же «закрыл» предложенную Королевым программу запуска ракет с подводных лодок: ведь у Сергея Павловича запуск ракет подразумевался с надводного положения, да и погодные условия требовались «подходящие». Для Королева подходящие — и морякам проект стал неинтересен, так что у «главного ракетчика страны» сразу резко сократилось финансирование.
Впрочем, на «основные» — чисто космические — проекты денег у него хватало, ему много денег выделили на программу полета человека к Луне (так как президент Никсон публично объявил, что «полет американца на Луну будет главной программой США в Космосе на грядущее десятилетие», а руководство СССР решило, что и здесь обогнать янки было бы крайне неплохо). Но и здесь Королев «слегка опоздал»: его проект трехместного космического корабля был только «на бумаге», а у Челомея — что стало для Королева «неприятной неожиданностью» — многоместный корабли имелся уже «в железе».
С ноября шестьдесят первого и по май шестьдесят второго в рамках «отработки ракеты-носителя» было произведено девять пусков «изделия УР-300», но Лаврентий Павлович тайны умел хранить очень хорошо (в том числе и тайны для простых советских граждан), поэтому то, что в пяти пусках проводилась и отработка космического корабля «Рассвет», Королев не знал. А узнал он об этом лишь когда четвертого июня на этом корабле в космос поднялся один их группы «военных космонавтов» — Георгий Тимофеевич Береговой. Владимир Николаевич был хорошо знаком со многими летчиками-испытателями, и в свой «отряд космонавтов» смог людей набрать очень опытных. Да и управление кораблем он сделал «максимально похожим» на самолетное. В современном понимании этого слова, то есть девяносто девять процентов требуемого для управления выполнялось автоматами, а пилот лишь следил за тем, чтобы автоматы правильно работали и лишь в совсем уж «тяжелых случаях» должен был брать управление на себя.
Поэтому космонавты Челомея «в мирной жизни» занимались в основном своей привычной работой, в специальном отряде не «кучковались» — но к полетам были готовы, для чего время от времени проходили «курсы повышения квалификации» в Реутове. И именно поэтому полет Берегового стал для Королева полной неожиданностью. А уж второй полет, совершенный двадцать второго октября экипажем в составе Берегового и Ильюшина (Владимира Сергеевича) вверг его в состояние глубокого уныния. И единственное, что позволило ему в это уныние окончательно не впасть, было то, что корабль Челомея явно не предназначался для «межпланетных перелетов»: ресурс системы жизнеобеспечения составлял всего лишь неделю и длительность штатных полетов из-за этого ограничивалась пятью сутками. Причем Королев «точно выяснил», что никаких доработок СОЖ не планируется…
Владимир Николаевич действительно как-то дорабатывать свой космический корабль не собирался, но причина была проста: его он рассматривал исключительно как корабль транспортный, задачей которого было доставить «куда надо» экипаж, а затем, спустя определенное время, вернуть этот экипаж обратно на Землю. А вот работы над «куда надо» велись ускоренными темпами — впрочем, кое-что в этой программе стало резко «не получаться». Причем «не получаться» всерьез, и из-за этого все работы по УР-400 пришлось прекратить. После того, как стало очевидно, что эта машина (где в качестве ускорителей предполагалось использовать уже не «сотки», а первые ступени «двухсотки») нужную полезную нагрузку на орбиту вытащить все равно не сможет.