Бяк-бяк-бяк-бяк (СИ)

— Как-то ты заговорил…

— Да книжку я на днях почитал детскую.

— Никак жениться собрался? О детях задумался?

— Да нет, просто под руку попалась. Профсоюзники притащили мне пачку, которую в наш пионерлагерь отправлять решили, из библиотеки при КБ, спрашивали можно ли их списать до строка.

— С чего бы с этим к тебе-то приперлись?

— Опасаются: книжки-то про Ленина были, так как бы на них партком не наехал за «политическую близорукость». А в библиотеке КБ они вообще не нужны, их вообще ни разу никто не брал, только место занимают — но по приказу начальства, да в пионерлагерь место для нужной литературы освободить…

— У тебя в парткоме идиоты?

— Идиоты есть везде, наша задача — их не провоцировать. И пользоваться благосклонностью начальства на пользу делу. Ну так как, возьмешься за самолет?

— Возьмусь. Только ты на бумаге, что наверх понесешь, сразу пиши, что со мной согласовано, я подпишусь.

Вообще-то Иосиф Виссарионович хотел конструктора Антонова «примерно наказать», но товарищ Яковлев «отстоял» своего заместителя. Когда Александр Сергеевич Яковлев узнал о том, каким способом его заместитель попытался получить собственное КБ, он счел и себя виноватым в том, что случилось, поскольку «не проследил» и лично разрешил Антонову построить в Новосибирске «опытные экземпляры». Ну не знал он о старом «СХ-1», то есть знал лишь то, что такой самолет «когда-то был», а подозревать человека в том, что он попросту конструкцию «своровал», был не в состоянии. Поскольку сам он «чужие идеи не воровал», и — хотя ему и приходилось пользоваться сторонними разработками — никогда авторство таких разработок не скрывал, а наоборот всегда авторов включал во все списки премирования и награждения. Поэтому действия Антонова он расценил как подлость по отношению к Бедунковичу, а расследование в МАП точно установило, что об афере своего подчиненного он на самом деле не подозревал. Так что, после обещания Яковлева, что он «лично присмотрит» за действиями подчиненного, Олег Константинович стал всего лишь ведущим конструктором в отделе легкомоторных самолетов ОКБ Яковлева — и без малейших шансов на «карьерный рост». Что же до второго обсуждаемого персонажа…

Лаврентий Павлович, которому Иосиф Виссарионович рассказал о частном мнении товарища Мясищева, попросил «вопрос прояснить» министра госбезопасности, а товарищ Абакумов был товарищем очень исполнительным. И за неделю до «завершения» работы по Спецпроекту он принес Лаврентию Павловичу довольно толстую папку с результатами этого расследования. А так как Виктор Семенович был еще и членом секретной комиссии Политбюро по судебным делам, соответствующее «дело» тоже было тщательно подготовлено.

Бабочки умеют очень правильно крылышками махать. Махнула вон одна — и Владимир Михайлович Мясищев в очень подходящий момент высказал свое сугубо личное мнение. Просто мнение, ведь у авиаконструктора никаких подкрепленных точно установленными фактами оснований так думать не было, мысль ему ветерок от крыльев бабочки вероятно навеял. Но когда за обдумывание этой мысли берется лично товарищ Абакумов — в отличие от членов «вежливой семерки» сомнений не испытывающий — то факты откуда-то всплывают и тайное становится явным. Правда способы доставания тайного в явь у товарища Абакумова были, политкорректно выражаясь, не совсем политкорректными — но проявленное им почему-то оказывалось неопровержимым. Всегда оказывалось — со вполне предсказуемыми последствиями…

Слава Вишняков — то есть уже давно Вячеслав Николаевич, дважды лауреат Сталинской премии — занимался тем, что делать любил, умел и чему, собственно и учился. Вот только это были три разных дела: учился он разработкам технологий производства всякого электронного, умел делать машины-автоматы, технологии эти реализующие, а любил всякие электронные штуки придумывать. И сейчас он придумывал — в тесном взаимодействии с Мстиславом Всеволодовичем — разные «управляющие машины», сугубо электронные. Но для этого требовались новые «стержневые» лампы, и требовалось их очень много — поэтому он заодно и автоматы, которые эти лампы собирают, разрабатывал.