Библейская концепция человека

Адам и Ева в начале своей эволюции привязаны к роду и почве. Они пока "слепы". Но "глаза их открываются", когда они обретают знание добра и зла. С появлением этого знания разрушается исходная гармония с природой. Человек вступает на путь индивидуации и порывает свои связи с природой. На деле он и природа становятся врагами, и примирение произойдет только тогда, когда он станет полностью человеком. С этого первого шага, с разрыва связей между человеком и природой, начинается история — и отчуждение. Как мы уже видели, это не повесть о "падении" человека, а о пробуждении — то есть о начале восхождения.

Но еще до рассказа об изгнании из рая (который является символом материнской утробы) библейский текст — открыто, а не символически — возглашает необходимость порывания уз, связывающих человека с отцом и матерью. "Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть" (Быт. 2:4).

Смысл этого стиха совершенно ясен: для того чтобы вступить в союз с женщиной, человек должен порвать свои первичные связи с родителями; он должен стать независимым. Любовь между мужчиной и женщиной возможна только там, где разорвана эта инцестуальная связь (Раши толкует этот стих еще и как запрет инцеста).

Следующий шаг в процессе освобождения от инцестуальных связей мы находим в начале национальной истории древних евреев. Бог велит Аврааму порвать связь с отчим домом, покинуть его и идти в страну, которую Он укажет ему. Еврейские племена после долгих скитаний оседают в Египте. К связям с родом и почвой добавляется новое измерение, измерение социальное: рабство. Человек должен не только порвать связи с отцом и матерью: он должен порвать и социальные связи, которые делают его рабом, зависимым от господина.

Мысль о том, что задача человека состоит в постепенной эмансипации от "первичных связей"[12] выражаете» также в ряде религиозных символов и обрядов, центральных для еврейской традиции: Пасха, Суккот (праздник Кущей) и Суббота. Пасха есть празднование освобождения из рабства, и, как гласит Агада, каждый должен чувствовать себя так, будто он сам был раньше рабом в Египте, а теперь освободился. Мацот. или хлеб, выпеченный без закваски, который едят в течение пасхальной недели, есть символ скитаний: такой хлеб евреи пекли, когда у них не оставалось времени на опару. Сукка имеет такое же символическое значение. Это "временное жилище" вместо "постоянного жилища". На протяжении недели еврей живет (или, по крайней мере, справляет трапезы) во "временном жилище" и тем самым снова превращается в странника, где бы он ни был — на земле Палестины или в рассеянии. Как мацот, так и сукка символизируют перерезание пуповины, связывающей человека с почвой (Субботе как прообразу совершенной свободы посвящена одна из следующих глав).

На наш тезис о том, что у евреев целью человека является свобода и независимость, можно возразить, что Библия, как и более поздняя традиция, вменяют в обязанность повиновение отцу, причем в Ветхом Завете непокорные сыновья жестоко наказываются. Действительно, еврейская Библия проникнута духом повиновения; но тут следует заметить, что повиновение есть нечто совершенно иное, чем инцестуальная фиксация.

Повиновение есть сознательный акт подчинения авторитету; в этом смысле оно противоположно независимости. Фиксация есть эмоциональная привязанность к той или иной личности, привязанность, обусловленная аффектами. Повиновение обычно носит сознательный характер; это скорее поведение, чем чувство; оно возможно и тогда, когда человек питает к авторитету враждебные чувства, и тогда, когда он повинуется приказу, внутренне с ним не соглашаясь. Фиксация как таковая обычно бессознательна; сознательно же переживается чувство любви или страха. Повинующийся боится, что его накажут в случае ослушания. Человек в состоянии фиксации боится пропасть или быть отвергнутым, если он попытается нарушить инцестуальную связь. С исторической точки зрения повиновение есть обычно повиновение отцу; фиксация же есть привязанность к матери; в своих крайних проявлениях это "симбиоз", блокирующий процесс индивидуации. Хотя в патриархальных обществах страх перед отцом более очевиден, ужас перед матерью залегает гораздо глубже, и сила его зависит от силы фиксации на матери.