Библейские чтения: Апостол

Апостол говорит в самом начале послания: «…Узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не оправдается никакая плоть» (Гал 2: 16). Я думаю, что вы узнали эти известные слова об оправдании только верою – Sola fide, как назвал свое кредо Мартин Лютер. Но, если быть совсем точным, в тексте нет этого выражения – «только верою»: здесь на самом деле говорится так, что человек не оправдывается из дел Закона, если не верою. Точно так по-гречески и точно так в латинском переводе. Смысл, в общем, тот самый, который у Лютера и в русском синодальном переводе. Но всё-таки слово только здесь присутствует – не эксплицитно, не записанное буквами, а, как говорят обычно филологи, имплицитно, то есть в скрытой форме. И то, что оно появилось в синодальном переводе, – это лишь свидетельство того, что его авторы заглядывали в немецкую Библию и, как это было принято в XIX веке в духовных школах России, находились под влиянием лютеранского богословия. Я не уверен, что это плохое влияние, тем более здесь, в Послании к Галатам. Забегая вперед, скажу, что это основная тема Послания к Римлянам: человек оправдывается только верою, человек не оправдывается ничем другим, как только верою. Это тема, которая делает Послание к Римлянам, как говорят обычно в шутку богословы, «чисто католическим» – ровно так же, как тема созерцания Бога делает Первое послание Иоанна Богослова «чисто православным». Но когда три конфессии вот так разбирают себе по посланию, это, конечно, страшная чепуха и нелепость, потому что все послания не в меньшей степени «православные», чем «католические», не в меньшей степени «католические», чем «протестантские», и т. д. Это надо иметь в виду.

Человек оправдывается верою, а не делами. Мы иногда говорим так, и из этого следует, что главное – верить, а делать необязательно. Но Павел имеет в виду другое. Человек оправдывается верою, а не делами Закона, то есть не выполнением ритуала, не следованием ритуальным предписаниям, ритуальным табу. И очень понятно, почему об этом говорится именно в Послании к Галатам: потому что галаты, жители Малой Азии, – бывшие язычники, люди, глубочайшим образом укорененные в языческих религиях, и они очень хорошо понимают, что такое разного рода религиозные запреты. Там нельзя есть что-то, нельзя делать что-то, где-то нельзя быть с покрытой головой, а где-то, наоборот, нельзя быть с обнаженной головой, и прочее и прочее. Если вы имеете какое-то представление о древних религиях, то знаете, что все они построены из множества разных табу.

Так вот, человек оправдывается не выполнением этих религиозных табу, а верой, потому что и нам с вами сегодня понятно, что путь ритуальных запретов гораздо проще, чем путь веры. И нам с вами гораздо проще не есть мяса, рыбы и молока постом, не делать еще чего-то такого и выполнять, как нам кажется, закон Христов в чисто поведенческом плане, чем верить. Верить всегда труднее. Поведенческий путь – он всегда проще: ну, что может быть проще, чем не есть мяса? Ничего более простого придумать нельзя: это по силам каждому. А вот верить – это гораздо труднее. Тем более что мы с вами не всегда понимаем, чтó такое вера. Итак, апостол говорит: «Человек оправдывается не делами закона, а верою», – имея в виду, повторяю, дела в чисто ритуальном смысле.

Давайте возьмем пример Альберта Швейцера. Пример человека, который не верил в то, что Христос воскрес из мертвых, и вообще во многое, во что велит верить Церковь, он не верил. И поставил себя не только вне православной или католической, но почти даже и вне своей, лютеранской, значительно более либеральной, Церкви. А можем ли мы с вами по большому счету сказать, что он не верил? Нет. Мы, видя его житие, можем сказать, что на уровне своего ума он отрицал ту формулировку основ веры, которую предлагали его современники. Но по житию своему он, конечно, был таким христианином, до духовного уровня которого нам еще расти и расти, хотя всё, что касалось ритуала, Швейцер начисто отрицал. Значит, его вера стала такой, что в словах она вообще никак не выражалась. Но она была им показана через его житие, когда в климате, который был для него крайне вредным, он продолжал жить, и лечить своих чернокожих друзей, и устраивать для них всё новые и новые больницы. Несмотря на то, что Европа приняла его с распростертыми объятиями как одного из самых великих людей столетия, он оставался там, где, как он чувствовал, Бог ждал от него несения «бремен друг друга».