На Марне мне поручили пулемет «хотчкис», я установил его на песчаном холме, оттуда передовой окоп было легко прикрывать, а там размещался мой родной взвод. В той дыре у меня завелись два хороших дружка, так что, когда появился капитан Маллери с приказами от к general [15] — теперь нас прикомандировали к Двадцатому французскому корпусу, — где говорилось, что я должен перетащить «хотчкис» на милю вниз по реке, я пришел в ярость.
— Эти парни совершенно неприкрыты, — возмутился я. Металлолом в груди накалился докрасна. — Если пехота пойдет в атаку, мы потеряем весь взвод.
— Переносите «хотчкис», рядовой Джонсон, — рявкнул капитан.
— Это не очень хорошая мысль, — не унимался я.
— Переносите.
— Они — словно голые в бане.
— Переносите. Быстро.
Конечно, через пару-тройку войн нападение солдат на офицеров превратилось в своеобразную спортивную игру — мне все это известно, потому что я ужасно люблю читать брошенные туристами газеты, — но тогда шел 1918-й, и идея только зарождалась. Я определенно не проявил большой изобретательности, просто выхватил «кольт» и с безыскусностью первопроходца выстрелил Маллери прямо в сердце. Получилось все довольно грубо, никакого изящества.
Ну и кто, черт возьми, случайно оказался в это время рядом? Наш командир лично, раздражительный старикан, полковник Хоррокс, у которого глаза прямо полезли на лоб. Он прохрипел мне, что я арестован. Заорал, что меня повесят. Но к этому времени я был уже сыт по горло. Сыт ужасом газовых атак и оторванной руки Алвина Платта. До тошноты надоело быть рядовым американской пехоты и почетным большевиком, осточертели жадные шлюхи и гонорея и вообще вся эта тупая, кровавая, вонючая война. И я сбежал. Вот именно: сбежал, дезертировал с Западного фронта.
К несчастью, я выбрал неправильное направление. Собирался дойти до Шато-Тьерри и прятаться там в клоповниках, пока не уляжется скандал с Маллери, но вместо этого обнаружил, что направляюсь в Deutschland [16]… о да, попер прямо на вражеские окопы. Дурак дураком.
Когда я заметил свою ошибку, то быстренько вскинул вверх руки. И заорал:
— Камарад! Камарад!
Билл Джонсон, урожденный Уилбур Хайнс, так и не сразился в битве на Марне. И не помог своему полку откинуть фрицев на восемь миль, захватить четыре тысячи лучших вояк кайзера и уничтожить одному Богу известно сколько еще врагов. Рядовой Хайнс все это не успел сделать, потому что боши стреляли в него из всего, что оказалось под рукой. В него стреляли пулеметным огнем, картечью, винтовочными пулями, шрапнелью. Рядом разорвалась ручная граната. Затем взорвался снаряд с ипритом. Имя: неизвестно. Адрес: неизвестен. Цвет кожи: обугленный. Цвет глаз: без глаз. Волосы: обгорели. Через несколько недель, когда меня выскребали из пойменной грязи у Марны, стало очевидно, что я идеальнейший кандидат на Арлингтонское кладбище. К счастью для меня, полковник Хоррокс был убит у Суассона. Тот бы проголосовал против.
Как уже говорилось, я читаю газеты. Не отстаю от жизни. Так я узнал о своем отце. Через неделю после того, как меня уложили здесь в мраморный ящик, Гарри Хайнс сжульничал в «три лепестка», и его забил до смерти — молотком с шаровым бойком — проигравший. Про это газета «Демократ Центрального округа» напечатала на первой полосе.
Пошел дождь. Старики раскрыли зонтики; пятиклассники облепили свою училку; промаршировали мимо скауты младшей группы, словно взвод карликов. Жалею ли я, что так мало прожил? Много лет так и было. Жалел. Да, когда-то я был разъярен, но затем подкатили восьмидесятые, мои и века, и я понял, что все равно был бы уже давно мертв. Так что не хочу оставлять вас с горькими мыслями. Лучше с веселой песенкой.
Послушайте.
А мой страж здесь. Сейчас он обратил свой взгляд на восток.
Библейский рассказ для взрослых № 20: Башня
Я — Бог, Я должен тщательно подбирать слова Мои. Люди, как Я заметил, склонны принимать за постулат каждое Мое замечание. Как же раздражают это раболепие и низкопоклонство в Homo sapiens sapiens. В конце концов, есть разница между изящным обожанием и отъявленным заискиванием, но они ее просто не замечают.
Я всегда считал себя чем-то вроде родителя. Бог Отец, все такое. Но любящая мама, любящий папа или Высшее Существо, — это не обязательно снисходительные, се позволяющие мама, папа или Высшее Существо. Розги отложишь, пожалеешь мальца — целый вид испортишь. Иногда лучше быть строгим.