Библейские пророки и библейские пророчества

Множество псевдоэпиграфов безнадежно утеряно, о некоторых известно только по упоминаниям в позднейшей литературе, и только немногие дошли до нас целиком или в отрывках — так называемые «апокрифы» (греч. «сокровенные» или «скрытые»). Большинство из них составлены в форме «откровений», полученных от бога одним из его избранников, отсюда литература этого рода получила название апокалипсической. Избранник — обычно один из древних «патриархов» или пророков — в «видениях» узнает от бога или его ангелов тайны прошлого от «начала времен» и грядущего вплоть до «конца дней». Ценность этой литературы в том, что по ней можно проследить некоторые особенности в развитии иудаизма последних двух веков до н. э., т. е. до возникновения христианства.

В религии Яхве в эти столетия все более утверждается идея о личной ответственности человека перед богом за свое праведное или неправедное поведение на земле, идея, заявленная еще Иеремией. Но если вопрос, в свое время заданный богу Иеремией, «почему путь нечестивых благоуспешен, и все вероломные благоденствуют?» (12:1) так и остался без ответа, а в Книге Даниила предсказывается воскресение только для «многих», то авторы более поздних «откровений» II–I вв. до н. э. решительно настаивают на неизбежности индивидуального и справедливого воздаяния не только «многим», но всем, каждому «по путям его» — после смерти.

В связи с этим в апокалипсической литературе эсхатологический элемент все более выступает на передний план, рисуются все более и более подробные и яркие картины «конца дней», воскресения мертвых и страшного суда, последующего блаженства праведных в царстве божием и страшных мучений грешников в «геенне огненной».

Новые черты в апокалипсической литературе вносятся и в образ мессии. Если в некоторых апокалипсах мессия по-прежнему представляется воинствующим земным владыкой из рода Давидова, то в так называемой Книге Еноха (I в. до н. э.) он рисуется уже по-иному, и хотя и назван «сыном человеческим», т. е. человеком, но подобен ангелам по внешности и сидит рядом с «Ветхим деньми» (т. е. с богом). Имя мессии было названо до сотворения солнца и созвездий, до того, как были созданы небеса: он «был избран и скрыт богом до возникновения мира, и по окончанию времен бог откроет его людям и посадит его на престол, дабы он судил все сотворенное, ибо для этого он и был сотворен». В этом образе уже можно усмотреть ряд черт, роднящих его с образом христианского мессии Иисуса Христа. Но еще не было главной идеи, которая легла в основу народившегося христианства — идеи о великом предназначении мессии принести себя в искупительную жертву за грехи людей, всего грешного человечества и тем обеспечить спасение для всех уверовавших. Эту черту внесло в образ мессии только христианство. «…Первая революционная… основополагающая идея христианства, — пишет Энгельс, — состояла для верующих в том, что одна великая добровольная жертва, принесенная посредником, искупила раз навсегда грехи всех времен и всех людей».[69] Иудаизм этой идеи не знал.

ПРОРОЧЕСТВА НОВОГО ЗАВЕТА. АПОКАЛИПСИС

Всем древним религиям было присуще убеждение, что прегрешение перед божеством должно быть искуплено умилостивительной жертвой. И каждый отдельный человек не мог не сознавать, что он «не без греха». Праведный Иов вынужден был согласиться со своими оппонентами в том, что не может быть совершенно чист перед богом «рожденный женщиною» (Иов. 25:5). Но вспомним, что тот же Иов возложил вину за это и на творца людей: «Хорошо ли для тебя, что ты угнетаешь, что презираешь дело рук твоих?» (10:3). В несовершенстве людей виноват сам бог, сотворивший их. Бог не оправдался перед Иовом. В христианстве бог был оправдан. Он сам оправдал себя тем, что принес за сотворенное им «нечистым» и грешащим человечество великую искупительную жертву — своего «единородного» сына. Этой жертвой бог искупил грехи людей, но также и свою вину. Искупил… перед кем? Перед собой? Алогизм? Конечно! Но, как справедливо замечает Энгельс, «в жертвенной смерти своего основателя христианство создало легко понятную форму внутреннего спасения от испорченного мира, утешения в сознании, к чему все так страстно стремились», и таким образом христианство «доказало свою способность стать мировой религией — к тому же религией, соответствующей как раз данному миру»[70].

Этим актом — своеобразным самооправданием божества — в христианстве, по существу, закончился процесс теодицеи, оправдания бога. Бог открыл для страждущего человечества «выход» и «путь к спасеник». В обстановке, когда родилось христианство, другого выхода и не могло быть. Христианство, пишет Энгельс, «всерьез приняло воздаяние и кару в потустороннем мире, создало небо и ад, и был найден выход, который вел страждущих и обездоленных из нашей земной юдоли в вечный рай»[71].

Об этой утешительной перспективе для уверовавших в Христа первые проповедники новой религии возвестили в привычной для древних форме пророчества. У христиан появились свои пророки.