Правление Баши (909–886 гг. до н. э.) существенно отличалось от царствования Йаровама. Новый царь, как военачальник, опирался не на договоренности со старейшинами племен, а на грубую военную силу, поэтому он, не нуждаясь в одобрении своих действий, обладал куда более широкими полномочиями, чем его предшественник — племенной вождь Йаровам. Баша существенно усилил центральную власть за счет сужения рамок племенной автономии, что дало ему возможность увеличить постоянную наемную армию и завести пышный двор восточного деспота. Как военный стратег он предпочел обеспечить себе тыл с севера, заключив мир с арамейцами Дамаска, чтобы сосредоточить все силы для покорения более слабого южного соседа — Иудеи. Казалось, его расчеты должны были полностью оправдаться: ему удалось отнять у Иудеи все спорные области на территории колена Биньямин и, более того, окружить Иерусалим. Чтобы принудить город к сдаче, он построил Раму — крепость, контролировавшую подходы к Иерусалиму. Положение южан стало безнадежным. Но тут в военную стратегию вмешалась политика: иудейскому царю Асе удалось купить расположение Дамасского царства и втянуть его в войну на своей стороне. Победоносная кампания Баши превратилась в долгую и тяжелую войну на два фронта.
Очевидно, политические просчеты Баши сказались и на его наследнике, которого постигла та же печальная участь, что и сына Йаровама. Едва вступив на престол, Эйла, сын Баши, был убит собственным военачальником: «И составил против него заговор раб его Зимри, начальствовавший над половиною колесниц…» По обычаю того времени новый властитель уничтожил всех родственников прежнего царя: «Когда он воцарился и сел на престоле его, то истребил весь дом Баши, не оставив ему мочащегося к стене, ни родственников его, ни друзей его» (3 Цар. 16:9, 11).
Однако и сам Зимри сумел удержаться у власти всего лишь семь дней. Узнав о дворцовом перевороте в столице, израильские полководцы, осаждавшие в то время города Филистии, поспешили со своими войсками в Тирцу и, быстро взяв ее, убили узурпатора. Вслед за этим начались новые распри по поводу того, кому из израильских военачальников надлежало занять освободившийся престол. На трон претендовали сразу двое из них — Омри и Тивни. Армия и двор разделились в своих симпатиях приблизительно поровну: «половина народа стояла за Тивни, сына Гината, чтобы его сделать царем, а половина — за Омри» (3 Цар. 16:21). Вспыхнула ожесточенная гражданская война, которая в конце концов привела к победе Омри и гибели его соперника.
Под властью «дома Омри»
Библейский текст ничего не сообщает о племенной принадлежности Омри (884–873 гг. до н. э.), более того, он даже не указывает имя его отца, что совершенно не характерно для носителей традиции, тем более что речь идет не о простом человеке, а об израильском царе. На фоне исчерпывающих сведений о племенном и родовом происхождении Саула, Давида, Йаровама и даже Баши, то есть всех властителей, основавших или пытавшихся основать свои династии, полное молчание о родословии одного из самых известных израильских царей выглядит подозрительным. Это дало повод ряду историков предполагать, что основатель знаменитой династии был неизраильского происхождения. Учитывая особую привязанность Омри и его сына Ахава к ханаанейскому культу Баала, не исключено, что новый царь, действительно, мог происходить из ханаанеев или амореев, которые составляли большинство населения Северного царства. Интересно и другое: после Баши носители традиции вообще перестали указывать племенное или этническое происхождение очередного израильского царя, хотя и продолжали называть имя его отца. Очевидно, с течением времени различия как между самими северными племенами, так и между ними и ханаанейско-аморейским населением настолько стерлись, что акцент сместился на территориальную, областную принадлежность новых царей. Все это свидетельствует о глубокой культурной и физической ассимиляции между израильскими племенами и ханаанейско-аморейским населением. Если ханаанейские и аморейские народы пережили «израилизацию», то древнееврейские племена, в свою очередь, сильно «ханаанизировались». Впрочем, по-другому и быть не могло, так как все эти западносемитские народы имели общее происхождение и говорили на одном и том же языке.