Библия бедных

Зимой в Сан-Теодоро делать нечего, но летом городишко вырастает в двадцать раз. И в сердце стотысячной деревни – Пунтальдия, местная Рублевка, город в городе. Здесь нет кондиционеров: виллы и отели выстроены ровно на таком расстоянии от моря, чтобы ветерок дул, но не продувал насквозь.

На горизонте остров Таволара – гигантская столовая гора, торчащая из воды, – заменяет сардинцам синоптиков. Если над вершиной ее собирается облако, похожее на шарик лучшего в мире итальянского мороженого – значит, завтра сирокко, хорошей погоде конец. Ветер дрянь, хуже питерского – остается бежать прочь от берега.

По дороге в горы повсюду торгуют едой. И даже на выезде из Пунтальдии стоит совершенно русского вида дед, борода лопатой, весь увешанный сыром.

– Не покупайте у него, – бурчит мой проводник Джулиано, – он крыса. Его в девяностые мафия подстрелила. Купите лучше у меня.

У Джулиано много сыра, мяса, алкоголя, в избытке кур и лошадей, а также два десятка кошек, которые паразитируют на сардинском изобилии и доброте гостей.

Джулиано занимается агротуризмом. В программе – джипинг, долгая прогулка в горы, купание в ледяном водопаде и ланч в сельском стиле: салат, молочный поросенок и миртовый ликер.

Фабричный «Мирто» – страшная гадость, как сироп от кашля. Но отказываться от домашнего – глупость и самоубийство.

Если же вершина Таволары свободна от облаков, забудьте о горах и проведите день у моря, на самых чистых пляжах Тирренского моря – так пишут в рекламных проспектах, но правду же пишут.

Налево от пляжей – устричный кооператив с производственной мощностью 30 тонн в год. Увидев изможденных красавиц с жуткими устричными ножами в руках, не вспоминайте о капиталистической эксплуатации, которая скрывается за всяким пасторальным пейзажем. На самом деле эти женщины – совладелицы кооператива, сами выращивают устриц, сами сортируют их на гранде, медиа и пикколе, сами делят прибыль.

Все они раньше работали в столичных автосалонах, банках, галереях. Но с устрицами, говорят, веселей. Они предпочитают их в чистом виде, с бокалом верментино. Это недорогое белое, в котором дегустаторы отмечают неведомые «нотки гранита» – в общем, просто легкое вино, спасительное в жару и незаменимое после дня, проведенного с уродливыми моллюсками.

Аджус. Жизнь и смерть

Здесь море – кормит, горы – кормят, здесь все сочится жизнью: ткни в землю палку – зацветет. И самое страшное для жизнелюбивого сардинца – molte niedda, «черная смерть». Это значит – долгая, мучительная, от старости.

Премудрый Тимей из Тавромения утверждает, что Сардиния подобна Спарте: стариков здесь сбрасывают со скалы. Это, конечно, черный пиар образца IV в до н. э: сам-то Тимей был сицилиец. Как бы то ни было, обычай умерщвлять ближнего сохранился здесь до начала XXI века.

О да, на Сардинии до недавнего времени процветала народная эвтаназия. Профессия называется femmina s'accabadora, «женщина, которая убивает». В Лурасе, где музей аккабадор, выставлены орудия ритуального убийства – особые подушки и молоток из оливкового дерева. Но соседний Аджус – городишко с населением в 1634 человека – гораздо интересней Лураса. Поскольку аккабадор приватизировали зловредные соседи, Аджус специализируется на бандитах и может похвастаться единственным в мире музеем бандитизма.

Одно дело, «criminali» (обычные преступники), другое – «banditi» (эдакие робин гуды). Паола Арджолас, первая сардинская феминистка, тоже отсюда родом. В 1880 году ее сестру изнасиловали и убили другие banditi. Госпожа Арджолас нашла и застрелила что-то около дюжины человек и стала народной героиней, благо на Сардинии развит матриархат, а кровная месть до сих пор в почете. Но когда стало известно, что женщина сотрудничает с полицией, с ней поступили так же, как с теми маврами: зарезали, а голову посадили на кол.

Аджус прекрасен и без убийств. Здесь строят не из дешевых бетонных блоков, как на побережье, а из полновесного камня, здесь стены увиты цветами, а мостовая изрыта глубокими ливнестоками – это горы, тут снежно, и весной по брусчатке струится талая вода. До пляжей далеко, не гомонят туристы. Вот-вот выскочит из-за угла благородный бандит или бешеная аккабадора. Но нет, тиха сардинская ночь

Ла Маддалена. Революционеры и омары

Слева – море, но не фирменного изумрудного, а бирюзового оттенка. Справа – золотые скалы в пятнах алого мха. В мае он обрастает нежным белым пухом – цветет. Здешний пейзаж неприлично похож на фотообои, но все взаправду.

Ла Маддалена – архипелаг. На одном из его 62 остров умер Гарибальди – пират, герой, аферист и революционер. От старости, но без помощи аккабадор. Он умер не за то, чтоб русские туристы поедали боттарго и фреголо с видом на безупречное сочетание цветов. Но перед смертью, говорят, попросил вынести ложе на пляж – и смотрел на то же море, на которое теперь смотрят они.